С потолка посыпались мелкие камни, и самым смелым ящерятам это показалось забавным. Молодняк принялся отбивать падающее крошево ударами хвостов, стараясь попасть друг в друга.
Туша начала сдуваться, молнии постепенно угасли, лава потекла с прежней величественной медлительностью.
Всё. Смотреть тут больше не на что. Золотко скомандовал детёнышам возвращаться к маме, а сам решил наловить еды для себя и самых любимых родичей. Остальные пусть охотятся сами.
***
Страх лишил рассудка. Маленький дракончик нёсся, не разбирая дороги, петляя по подземным коридорам, и, когда впереди начало светлеть, это показалось спасением. Раз там не темно, значит, точно нет страшного существа.
Вытелев золотистой стрелой из подземелья в дождь и промозглый холод, ящер побежал дальше, не замечая, как его пугаются встречающиеся на пути животные и птицы. Не замечая ничего.
Примечание к части
Песня «Любо, братцы, любо» гр. «Монгол Шуудан»Долбануться! Дракон!
Престарелая орчиха вышла на порог домишки, кое-как собранного из глины, помёта, камней и соломы. Высота потолка позволяла ходить по жилищу, не сгибаясь, а такое считалось в поселении Ещёдыра едва ли не роскошью. Своё гордое имя, по рассказам стариков, чудом доживших до нынешних дней, местность получила из-за длинного оврага, заполняемого то горячей, то холодной водой. Время от времени там становилось приятно купаться, чем пользовалось большинство жителей. Разумеется, ни один такой период не обходился без утопленников, поскольку на протяжении всей дыры было резко глубоко, и вылезти после веселья удавалось не всем, а кому-то и вовсе нарочно не позволяли этого сделать.
Рядом находилось поселение Дыра, тоже с оврагом, но там вода никогда не нагревалась, поэтому из Дыры купаться приходили в Ещёдыру, что порой становилось причиной массовых драк «наших» против «ваших».
Престарелая орчиха помнила многое, хоть и довольно сильно путалась в событиях прошлого. Например, сколько сменила мужей и в какой очерёдности, точно сказать она бы давно не смогла. Сколько родила сыновей, и сколько из них дожили до взрослого возраста, не вышло бы вспомнить. С дочерьми было проще: они все поселились неподалёку и тоже нарожали. Кого, сколько?.. Главное, нарожали.
Вода в овраге нагревалась, значит, опять скоро полезут плавать.
— Ма! Постирай!
Орчиха обернулась и увидела одну из дочерей с кучей тряпья.
— И моё! — подсуетилась вторая.
— Моё тоже! — третья.
Навалив гору грязных вещей, женщины исчезли из вида.
Земля едва заметно дрогнула. Несмотря на сложности с памятью, престарелая орчиха заметила: трясёт всё чаще. Раньше, ну, может, разок за год бывало, а теперь чуть ли не каждые несколько дней. У некоторых уже дома трескаться начали! То ли чинить теперь, то ли заново строить? Мужик нужен, в общем. Мужик! Решив, что пора завести нового супруга, потому что старый куда-то делся, женщина пошла стирать. Как раз сейчас придут долбаки обвислые купаться. Хорошо! Если не присесть, а нагнуться, да жопу-то выставить, да юбку-то задрать, точно у кого-нибудь тычок затвердеет. А то и не у одного! Эх, как в молодости, подерутся за бабу!
Было очень приятно представлять, как ради сожительства с ней мужики убивают друг друга. Эх… Мечты!
Гора белья качнулась, поползла вбок, и больше половины тряпья попадала на пыльные камни. А, плевать, всё равно стирать. Зато есть причины нагибаться прямо здесь.
— Эй, бабка! — позвал вдруг молодой голос. Вроде кто-то из внуков или правнуков. А, эльф его знает! — Смари, кого тебе привёл!
Орчиха обернулась. Один из детей кого-то из детей стоял выпрямившись, очень довольный и радостный, одной рукой держа пастуший кнут, а другой — незнакомого юнца, явно не здешнего.
— Это тебе подарок, — заявил то ли внук, то ли правнук. — Ты его там пои, чем надо, как ты умеешь, — он злорадно хмыкнул, — и люби, скок хошь! Этот гад пытался нашу скотину своровать.
Тут же забыв про стирку, орчиха подумала, что, возможно, получится ещё родить. А шо? Не совсем уж дряхлая пока, вроде и старше рожали.
Увидев будущую жену, бывший соратник Болдога начал плакать и вырываться, но получил очень болезненный удар кнутом и едва не упал.
— Обидишь бабку мою, — пригрозил пастух, — я тебя живьём скотине скормлю. Ноги твои в загон просуну, потом, как кончатся, так руки просуну. А потом брошу остаток. Кишки мои малышки любят! Пузо тебе прогрызут и начнут тянуть да рвать и чавкать. А потом рылами полезут, сожрут, чё не вытянулось. Будут в тебе рыла ёрзать! Гы!
Пока он это говорил, несчастный пленник едва не терял сознание от страха и омерзения, а сам пастух всё сильнее распалялся, между ног вздулись штаны.
— Э! Но-но! — орчиха схватила подарок. — Он мой! Иди свиней своих трахай! Или этих… Рогатых!
Грубо схватив несчастного орка за причинное место, женщина потащила взвывшего от боли нового мужа домой. Вдруг со стороны оврага раздались испуганные крики, алкарим бросились врассыпную, раздался громкий всплеск, словно в воду бросили нечто огромное, и пастух, обернувшись на шум, выпучил глаза.