Свет проклятых звёзд (СИ)

Ударившись в стену с разбега в очередной раз, орк отскочил, упал и откатился. Снова поднялся, толкнул, что было сил, свод. Бесполезно.

Глаза опять оказались рядом, пришлось бежать и биться в камень, надеясь на удачу.

Тролль, видимо, подпрыгнул, земля сотряслась, что-то заскрежетало, на голову орка посыпались мелкие камни. Едва дыша от усталости и страха, Болдог попытался увернуться от надвигающихся глаз, как вдруг получил сокрушительный удар чем-то твёрдым в бок и полетел к ближайшей стене.

— Спасибо, котик, — пропищал голос мыши. — Ты отомстил за хозяйку. Вот, держи угощение.

Удивившись тому, что остался жив, командир отряда с трудом поднялся на ноги. Болело всё, но особенно — рёбра справа. Точно несколько сломано. Абсолютно все мышцы дрожали, левая рука едва двигалась, постепенно немея; бедро, на которое орк упал после удара тролля, жгло, словно огнём.

— Если бы ты не был воякой Драконьего Члена, — монстрица сказала это совсем близко, — я бы не остановила моего котика. Надеюсь, ты всё понял. А ещё, дорогой командир, ты теперь умеешь сражаться с троллями. Ты ведь его тут искал? Видишь, ой, то есть, чувствуешь? Нашёл. Задание выполнено.

Камень заскрежетал о камень, свет просочился в пещеру, и едва живой от страха и боли, особенно в руке, орк увидел, как хрупкая босая девочка в белом рваном платьишке отодвигает огромный валун, освобождая путь.

— Моё имя — Плохая Примета, — сказала монстрица. — До встречи, мечтатель.

Решив не искушать судьбу, Болдог поковылял на волю так быстро, как только мог, не обернувшись даже, чтобы рассмотреть тролля. Увидев командира, соратники быстро перестали хихикать и встревоженно переглянулись.

— Я её поимел, — гордо заявил Болдог, махнув относительно здоровой рукой в сторону пещеры. — Было нелегко, братва. Но я её поимел. Во все дыры, чтоб вас! Во все дыры!

Шедевр в никуда

Полёт в глубокую яму закончился очень болезненным, выбившим дыхание падением. Понимание, что лучше было бы рухнуть головой вниз и свернуть шею, однако, уступало безумной надежде на спасение. Да, это невозможно, но вдруг здесь, в этой огромной стране найдётся тот, кто окажется добрее остальных?

— Эльфий за-а-а-а-ад! — начал голосить обречённый, и вопль постепенно становился песней на высоких пронзительных нотах. — Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Грёбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Я бы отдолби-и-и-ил! Эльфий за-а-а-а-а-а-а-а-ад!

Почему-то вспомнилось, как много лет назад после побега из таверны от скотолюба-пастуха долго не удавалось найти жилья, чтоб спрятаться от шпионов Драконьего Члена и Болдога, но при этом не подохнуть с голода. Пришлось постоянно селиться в разных местах, браться за любые дела, лишь бы покормили. Тяжело, больно, холодно, голодно… Может, стоило согласиться на условия скотолюба?

— Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! — песня стала ещё заунывнее. — Чтоб тебе кол туда вогнали, да поглу-убже!

Вспомнилась и найденная на дороге девочка. Несколько лет прячась и скитаясь, сын орочьего менестреля опять искал новый дом, где, возможно, будут просто бить иногда и заставлять обслуживать каждую жопу. Ничего кошмарного, в общем. Но дорога повернула за холм, и открылся потрясающий вид на догорающий дом за переломанным забором, а прямо в луже лежала умирающая девочка, совсем ещё маленькая, между ног которой всё было в крови. Из разгромленного жилища доносились вопли, и беглый орк узнал голоса бывших соратников. Болдог и его дружки обвиняли кого-то в плохой службе Владыке Алкару, говорили, что за такое полагается не просто смерть.

Понимая, что ничем здесь никому не поможет, а, если попытается спасти девочку, то сам будет выглядеть в глазах собратьев насильником, орк побежал прочь, только кто-то его заметил.

— Чтоб тебя тро-о-о-оль поиме-е-е-ел! Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад!

Бегство в тот раз оказалось удачным, и снова потянулись год за годом, а потом…

— До-о-о-олбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад!

Потом к очередным хозяевам пришли алкарим с гербами восточного фронта.

«О! — показал пальцем один из них на скитальца. — Помните его, братва?»

Наверное, стоило просто согласиться идти на войну с кем-то там куда-то там. Но…

— Э-эльфи-ий оттолбанный по самые яйца за-а-а-а-ад!

Орк побежал. Только недостаточно быстро.

— Долбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад! А-а-а-а! Что-об тебя!

И теперь всё, что осталось у обречённого на смерть дезертира — глубокая грязная яма. И собственные совсем не мелодичные вопли.

***

Время шло с жестокой неумолимостью, не останавливаясь, как и редкие случайные прохожие. Обречённый орк уже почти не чувствовал голода, остались лишь холод и жажда, которую с трудом, но удавалось утолить грязной дождевой водой, то и дело наполнявшей зловонную лужу под задницей. Песок и глина не годились в пищу, однако пленнику ямы давно стало всё равно, чем забивать желудок. Над головой клубилась колдовская тьма, и, засыпая то ли ненадолго, то ли навсегда, орк услышал песню, которую, наверное, когда-то пел папаша. Или кто-нибудь другой, какая теперь разница?

А, может, это была Тема самого Вала Мелькора.

«Мрак — мой второй дом!

Не зря же так долго искал себя в нём.