Свет проклятых звёзд (СИ)

Фасоны «шторок» стали меняться, одежда всё больше закрывала тело, подчёркивая его красоту и создавая атмосферу тайны. Нерданель росла и видела, как одни женщины носят только изделия ювелиров, другие скрывают тканью лишь грудь и бёдра, а третьи покрывают даже волосы, становясь похожими на цветы с множеством тончайших лепестков. Смотрелось дивно красиво в любом случае, однако реакция мужчин отличалась, а для юной дочери прославленного мастера меди именно это было главным при выборе образа для себя. Видеть, как меняются взгляды эльфов при появлении огненноволосой красавицы, стало любимым развлечением, Нерданель мечтала, что в неё влюбятся многие, а она выберет лучшего и сведёт его с ума. Остальные же пусть страдают от понимания, что не достойны самой желанной эльфийки Валинора!

«Ничего удивительного, — воротили носики юные золотоволосые девы-Ваньяр, — если не блещешь красотой лица, приходится оголять грудь. Бедняжка!»

«Наверное, она мудрая», — иронизировали Нолдиэр.

«Скромность украшает лучше всего!» — надували губки эльфийки-Тэлери.

Нерданель их демонстративно не замечала, и с особым наслаждением ловила восхищённые взгляды мужчин Амана. Несчастные жертвы порой не могли оторвать глаз от издевательски хитро расположенных украшений на ткани платья, которого будто вовсе нет.

Одежда становилась всё привычнее, отношение к наготе менялось, новые поколения не помнили Куивиэнэн, и почти никто уже не обнажался даже по пояс, в том числе и мужчины, однако дочь Махтана была из тех, у кого желание украсить себя одеждой со временем не переросло в стеснение демонстрации тела.

***

Отражение в зеркале было прекрасным.

Нерданель понимала, что её супруг — то поколение эльфов, которое не одобряет отсутствие одежды, и доказывать ему что-либо бессмысленно. Лучше спрятать тело за множеством слоёв красивой ткани и заставить раздеть себя, сгорая от нетерпения. Или всё сделать самой.

Нерданель обожала делать Феанаро сюрпризы, неожиданно приходя в кузницу, сбрасывая платье, и обнаженная, озаряемая пламенем, подходить вплотную, прижиматься к разгорячённому сильному телу, от бешеной обжигающей мощи которого эльфийка теряла рассудок. Она не сомневалась, что пламенноволосые сыновья были зачаты именно в кузнице среди сброшенных со стола инструментов и заготовок, перчаток, золы и искр. Страсть поглощала настолько, что не ощущалось неудобств от твердого стола и жара горна, а взмокший, перемазанный сажей супруг возбуждал несоизмеримо сильнее, чем когда он был чисто вымыт и пах цветами.

Теперь Нерданель скучала. Ей очень не хватало мужа! Он ещё никогда не уезжал так надолго…

Решив развлечься и пройтись по Тириону в облегающем полупрозрачном платье без накидки, чтобы сегодня все мужчины, деля ложе с жёнами, представляли на месте своих простушек роскошную рыжеволосую красавицу, жена Феанаро Куруфинвэ послала воздушный поцелуй своему отражению. И вдруг с улицы донеслись звуки арфы.

Мелодия полилась ручьем слёз, чистой светлой печалью, столь неуместной в огне воспоминаний о страсти, что музыка показалась уродливой.

Капнув в волосы аромамасло, Нерданель снова обернулась на зеркало, ещё раз разгладила платье, надавливая на тело, сжимая кожу, будоража в себе воспоминания об объятиях мужа, его проникновении, жарком единении, пылающем внутри безудержном безумном пламени, вырывающемся из груди крике наслаждения.

«Да, я нравлюсь многим, — подумала дочь Махтана, — но эти многие на фоне моего Феанаро просто жалкое безликое ничтожество, недостойное даже плевка в их сторону».

***

Покидая покои, эльфийка с огромным удовольствием поймала на себе полные плохо скрываемой зависти взгляды прислуги, а выйдя в сад, где живые растения соседствовали с медными, серебряными и золотыми увидела того, кто упорно пытался нагонять тоску своей глупой неинтересной музыкой.

— Кто ты такой? Где я видела тебя раньше? — высокомерно поинтересовалась Нерданель, вставая перед гостем, маняще выгибая спину и поправляя волосы.

— Я Аклариквет, менестрель принца Нолофинвэ, брата твоего мужа. Мне подумалось, леди скучно одной, и решил скрасить…

— Что? — захохотала Нерданель. — Ты всерьёз полагаешь, что меня, мать величайшего менестреля Амана, может впечатлить купленный певец Второго Дома?

«Как она прекрасна! — думал Аклариквет, жадно рассматривая предмет своих мечтаний. — Я с ума сойду от её красоты!.. Она так говорит, потому что боится мужа! Она бы давно ушла, если бы не угрозы… Ушла к тому, кто сделает её счастливой, вернёт огонь в её потухший взгляд…»

— Так чего же ты молчишь, певец? — подбоченилась Нерданель, качая бедрами. — Пришел петь — пой!

«Она согласна, чтобы я спел! О, Эру! Но… Что ей спеть?! Что?!»

Охватившая паника немного утихла, когда Аклариквет тронул струны.

— Я принес тебе в подарок

Не тюльпаны, не жасмин,

Не пионы и не розы,

Не подснежники с вершин.

Я перо Жар-Птицы подарю тебе.

В день ненастный, в час, когда

Постучится в дом беда,

И не справиться тебе одной,

Погаси свечей огонь

И перо три раза тронь,

И Жар-Птица прилетит со мной.