Свет пылающих теней

– Чайи, нам понадобится помощь, – сказала Висина. – Ралли, надо сейчас же отправить сообщение Конове. Пусть полк выступает немедленно. Звезда вот-вот упадет, а единственными силами, которые окажутся на месте, будут Ее слуги и твари Каман-Рала. Нас троих на хватит. Нужна помощь!

Ралли резко натянула вожжи, и фургон, вздрогнув, остановился.

– Ралли, ты что делаешь? – спросила Чайи.

Ралли достала из кармана плаща сигару и раскурила ее, глубоко затянувшись, пока кончик сигары не зарделся алым.

– А вон и помощь пришла, – ответила она.

Темные фигуры выступили из переулка и преградили им путь.

Глава 21

– Чешется! – пожаловался Сколли, потирая правую руку.

– Так не расчесывай! И говори потише, – буркнул Йимт и тоже поскреб правое плечо.

Они топтались в тупичке, среди гномьих корзин, ждали Хрема. В следующую секунду великан выбрался из потайного хода за большой корзиной и нахлобучил на голову кивер.

Элвин подвигал рукой и обнаружил, что татуировка совершенно не беспокоит. Его первая наколка! Он всегда думал, что, если когда-нибудь наберется храбрости сделать себе татуировку, закажет что-нибудь этакое, мужественное: меч, например, или имя какой-нибудь особенно дорогой ему женщины, или, вот, скрещенные мушкеты, о которых говорил Гриц. Ему и в голову не приходило, что это окажется черный желудь.

– Господин сержант! Как вы думаете, мы можем ненадолго вернуться в «Синий скорпион»? – спросил Неваляшка.

Йимт глубоко задумался, потом хлопнул по прикладу «костолома».

– Мне очень неприятно вас расстраивать, но, думаю, нам пора в лагерь, сообщить майору о том, что тут творится.

Неваляшка сердито топнул ногой и умоляюще взглянул на гнома.

– Ну, сержант, нам ведь на самом деле известно не так уж много, а?

– Ничего не поделаешь, надо возвращаться, – ответил тот и обвел солдат взглядом, ожидая новых возражений.

Однако все молчали. Элвина это не удивило. В пустыню не хотелось никому, но чем скорее они там окажутся, тем быстрее найдут способ избавиться от клятвы. Юноша пошевелил деревянной ногой, культя отозвалась болью. Эффект от вина и кальяна понемногу выветривался. Как и возбуждение, испытанное при разговоре с Нафизой. Снова навстречу неизвестности, снова сражаться с непонятными силами, которые норовят их убить, а то и похуже... Он окинул взглядом темный переулок и крепче стиснул мушкет. Элвин попытался припомнить те времена, когда еще не знал, что на свете есть вещи похуже смерти.

– А ты вроде говорил, мол, тут по ночам холодно, – сказал Цвитти, как бы ненароком открывая корзины и заглядывая внутрь. – По мне, так вроде нормально...

– Во-первых, ты надрался выше глаз, – ответил Йимт, захлопнув крышку корзины «костоломом» и заодно прищемив Цвитти руку, – а во-вторых, мы на побережье. Погоди, вот мы окажемся в глубине пустыни, там и поглядим, будет ли тебе тепло по ночам.

– А сколько времени? – спросил Неваляшка, глядя на небо.

– Может, полночь, а может, и больше, – ответил Хрем. – Сержант, у вас часов карманных нет?

Йимт расхохотался.

– Может, у меня еще и каэрна золотым кружевом обшита? Такие игрушки больших денег стоят. К тому же мне не нужны часы, чтобы узнавать время.

Он задрал голову и тоже посмотрел на небо.

– Поздно уже!

– Это мы и так знали... – проворчал Инкермон, привалившись к корзине, чтобы не упасть, и тоже глядя на небо.

– А почему все наверх смотрят? – спросил Сколли.

Элвин задрал голову.

– Что-то небо какое-то слишком синее, вам не кажется? И ощущение какое-то странное...

– Чем именно странное? – спросил Йимт, погрозив пальцем Цвитти и подойдя к Элвину.

– Не знаю. Но с тех пор, как мы спустились в подземный ход, все стало какое-то другое, – ответил Элвин. Ему в целом сделалось не по себе. – Как вы думаете, это не может быть Звезда? Я не могу объяснить, в чем дело, но что-то изменилось. Да, ты прав: думаю, нам пора возвращаться в лагерь.

Инкермон отлепился от корзины и, пошатываясь, выбрался в переулок.

– Это уже неважно. Вы ведь понимаете, что это значит, да?

Он снял мундир, закатал рукав и осторожно водил пальцем по свежей татуировке с желудем.

– Это означает, что отныне мы воистину отмечены Ею. Нашим душам нет спасения. Вот что ты чувствуешь. Пропали наши душеньки...

Инкермон принялся всхлипывать и разрыдался.

Йимт подошел к фермеру и положил руку ему на плечо. А второй рукой с размаху ударил по свежей наколке. Инкермон прекратил плакать и взвыл от боли.

– Заткнись, пьяная рожа! Ты хочешь, чтобы половина Назаллы слышала, как ты хнычешь, точно младенец?

Инкермон затих. Элвин ожидал бурных возражений, но бывший крестьянин просто отошел к стене и соскользнул по ней, уронив голову на колени.

Йимт снял кивер, почесал в затылке и снова надел.