«Свет ты наш, Верховина…»

— То правда, что таких! — с отчаянием вырвалось у Горули.

Куртинец в волнении заходил по комнате.

— А где будут собирать и когда?

— Пока еще не дознались. Но есть думка, что на той неделе в Медвяном.

— В Медвяном? — переспросил Куртинец. — Место выбрали удобное.

— Да, уж ничего не скажешь, — мрачно согласился Горуля. — Там их сила. Все в руках держат! — И вдруг воскликнул с упорством: — А сбора того мы все равно не допустим! Дознаемся, кто делегаты, до каждого из них пойдем и отговорим, ни один на сбор не явится, вот увидишь!

Горуля даже повеселел при мысли, что предстоит нелегкое дело, за которое ему не терпелось взяться. Он взглянул на Куртинца, ожидая одобрения, и был очень разочарован, когда Куртинец сказал:

— Сбор должен состояться, Ильку, и срывать его ни в коем случае нельзя. Думаю, что и краевой комитет согласится со мной.

— Это как? — рванулся с места Горуля, но Куртинец положил ему руку на плечо и усадил обратно на стул.

— Ты горячку не пори и не торопись, пожалуйста. Что толку с того, что мы сорвем этот сбор? Другой и в другом месте организуют. Так ведь?

— Ну, так, — с неохотой произнес Горуля. — А нам сейчас что, в сторонке сидеть и богу молиться?

— Нет, — сказал Куртинец, — нам надо быть на том сборе.

Горуля усмехнулся:

— Так нас с тобой туда и пустили!

— Их дело — нас не пускать, а наше дело — там быть.

…Сбор и в самом деле был назначен в Медвяном, одном из самых глухих верховинских сел, где все и всех держал в своих руках староста Стефан Казарик, родной брат профессора Казарика, редактора знаменитого «Независимого еженедельника».

Люди должны были сойтись в воскресенье в корчме, и уже накануне из Ужгорода и даже из самой Праги приехали корреспонденты газет и два окружных налоговых чиновника, которые должны были тут же, на месте, выдавать прибывшим селянам, участникам сбора, свидетельства о том, что за ними больше не числится налоговых недоимок. Приехал ночью тайком и Лещецкий с уполномоченным социал-демократической партии. Они засели в доме старосты и никуда не показывались, чтобы не давать никому повода говорить, будто сбор заранее организован. По той же причине оставался у себя дома и Матлах: в сборе не должны были принимать участие зажиточные хозяева.

Ранним воскресным утром в Медвяное стали сходиться никем не выбранные, но зато тщательно отобранные Матлахом и его подручными «делегаты». Это были люди, которых нужда уже давно довела до тупого отчаяния. Положение у них было хуже, чем у жебраков. Жебраки просыпались утром с надеждой, что где-нибудь сегодня удастся найти работу или получить подаяние, а у этих не было и такой надежды; замученные голодом, налогами, они все еще цеплялись за жалкие клочки земли; хотя эти клочки не только не кормили их, а, наоборот, выматывали последние силы, но все же это была «своя земля», и они считались ее хозяевами.

Теперь эти «хозяева» шли из своих сел на сбор в Медвяное, не зная даже толком, зачем их туда созывают. Влекло только одно — обещание, что будут сняты измучившие их недоимки, а ради этого они готовы были пойти на край света.

Сквозь небольшое, тусклое оконце, глядевшее на сельскую площадь Медвяного, Горуля видел, как прошли к корчме Федор Скрипка из Студеницы, Василь Иончук из Потоков, Михайло Лемак из Черного. Их встречали какие-то юркие люди, о чем-то спрашивали и только после этого пропускали в корчму.

Горуля и Куртинец жили в Медвяном уже третий день. Вместе с ними пришел в Медвяное Франтишек Ступа из Праги. Это был человек мужественный, веселый и на редкость одаренный. Адвокат по профессии, он в то же время пользовался широкой известностью как один из лучших писателей республики. Большинство его романов повествовало о судьбе нашего края, жизнь которого Ступа хорошо знал. Каждое лето он появлялся у нас в горах, подолгу жил среди лесорубов и пастухов, исходил все горные округи пешком. В селах его считали своим человеком и были рады, когда он там появлялся.

Несмотря на свою славу романиста, Ступа не бросал адвокатуры. В Праге у него была контора, которая вела защиту почти на всех процессах, затеянных против коммунистов. Судьи и обвинители нервничали, если знали, что он должен выступать на процессе.

С Куртинцом Ступу связывала старая дружба, и в Медвяное он приехал с намерением послать отсюда корреспонденцию в «Руде право». Добрались они в село не проезжей дорогой, а кружным путем, перевалив через крутую гору по охотничьей, хорошо знакомой Горуле тропке. Их приютил у себя в хате медвянецкий кузнец, с которым обо всем было договорено заранее, и никто даже подозревать не мог, что у кузнеца вот уже третий день гости. Но зато гости знали все, что творится в Медвяном; знали они даже и о том, что в корчме на столах стоят бутылки с палинкой, тарелки с нарезанными кусками сала и хлеба и что корчмарь предупреждает делегатов:

— Это, люди добрые, уж после обора. Як сбор закончится, тогда и выпьемо и закусимо.