– Я верю. Потому что это реальность, которую мы заслужили. Даже не мечтала о том, что смогу побывать в этом райском уголке. С удовольствием бы привезла сюда сына, чтобы он увидел эту мощь океана и роскошный сервис в отеле.
– Да, было бы очень хорошо привезти сюда детей, – согласилась Наташа и уселась рядом.
Мы еще долго обсуждали за столом наши первые впечатления и радовались этим волшебным минутам на Гавайях.
Завтра нас ждали новый день, интенсивное обучение, экскурсия, а вечером – гавайская вечеринка.
С чувством легкой, но приятной усталости я возвратилась в свой номер. В очередной раз на журнальном столике меня ждал подарок от руководства Компании. Большой красивый сверток гавайских сладостей, упакованный в зеленый пальмовый лист, и маленький конверт с пожеланиями отличного времяпрепровождения. Как ребенок, я с наслаждением развернула пакет. Шоколад, орешки и другие приятные мелочи радовали взгляд.
В номере можно было согреть чай или заварить кофе, что я и сделала с большим удовольствием. Наполнив чашку, включила тихую музыку и вышла на балкон, с которого была видна часть побережья океана. Усаживаюсь в плетеное кресло. Тишина. Теплый, влажный легкий ветерок и звездное небо. Звезды висели почти над головой и мерцали таинственным светом. Яркая луна отражалась в водной глади уже успокаивающегося океана, хотелось сидеть и слушать звуки прибоя, ветра, стрекот сверчков. В густой листве деревьев тихо и настойчиво пела какая-то птаха. В душе наступило умиротворение. Но мысли вновь унесли меня в прошлое.
...С окончательным уходом отца закончилось мое безоблачное детство. Мама продолжала постоянно находиться в жуткой депрессии, все больше пытаясь заглушить душевную боль алкоголем. Она ушла с любимой работы, потому что скрывать свое болезненное пристрастие к алкоголю стало невозможно. Мама замыкалась в себе, почти перестала общаться со мной и сестрой, и мы редко видели ее улыбку. И все реже она бывала трезвой. Из дома постепенно начали исчезать дорогие вещи: мебель, посуда, бытовая техника, роскошные елочные игрушки и вообще все, что можно было продать. Брат к тому времени женился, а мы с сестрой оставались с мамой. В доме праздником становился тот день, когда мы могли поесть суп с мясом. В основном все готовилось на маргарине, завтрак был скуден: чай, хлеб, намазанный маргарином и посыпанный сахаром. Обед – суп, заправленный поджаренным на маргарине луком, или просто жареная картошка. Были часто и такие дни, когда денег не было вообще. Тогда мама собирала бутылки, сдавала их и покупала хоть какой-нибудь еды. Получаемые от папы алименты быстро пропивались, и мы снова жили впроголодь.
Вскоре папа совсем перестал ходить в наш дом. Исправно выплачивая алименты, он стал реже и реже интересоваться детьми, думая, что деньги смогут компенсировать его внимание и заботу. Мы, две сестры, находились на грани нищеты. Все, за что можно было получить деньги, мама продала, даже мои любимые коньки и лыжи. Она объясняла это тем, что нам не на что жить и питаться. А я, узнав об этом, проплакала несколько дней.
Шло время, я взрослела, четко осознавая, что тот кошмар, в котором живет моя семья, будет длиться вечно. И где выход из этой безысходности, никто не знал. А мама в очередной раз уходила в запой, и в доме не было еды. Я просила ее перестать пить и, ругаясь, упрекала в том, что отец ушел из семьи из-за нее.
– Ты, мама, виновата в том, что мы живем без отца! – кричала я, захлебываясь от обиды слезами.
– Заткни свой рот, скотина проклятая! Вон из дому! Иди к своему папаше Кайдашу! – отвечала мать в пьяном угаре.
В ответ я смотрела на свое старое, изношенное, выцветшее платье и говорила:
– Мне стыдно выходить на улицу: у меня развалились сандалии и нет нормального платья. А ты все пропиваешь!
– А у меня нет денег! Пусть отец о тебе заботится!
И мама в очередной раз выгребала из кошелька последние деньги для того, чтобы купить себе дешевого вина, а потом в пьяном угаре вновь выплеснуть на меня море оскорблений и злости. В ярости мать бросалась ко мне и начинала жестоко избивать. Ее тяжелые кулаки без разбора били по моему, тогда очень исхудавшему телу. Часто она просто вцеплялась в мои волосы мертвой хваткой и начинала таскать по полу. Однажды в ее руке оказался гаечный ключ. Удар по голове был настолько сильным, что я потеряла сознание и медленно сползла по стене на пол. Моя сестра, испугавшись, бросилась к соседям, а те вызвали «скорую помощь». Очнулась я от запаха нашатыря, который подсовывала мне под нос приехавшая медсестра. На голове кровоточила и болела рана, я даже не слышала, как мне нанесли повязку. Бинты сильно стянули голову, и в ушах стоял шум. Врачи «скорой помощи» возмущались, ругали мать и хотели вызвать милицию. Но сердобольные соседи попросили их этого не делать, объяснив, что произошло недоразумение. Мама в это время находилась в кухне, продолжая ругать всех и вся.
Никто тогда до конца не осознавал, какая пропасть образовывалась между нами, детьми, и нашей матерью.