Когда Стасу исполнилось всего два с половиной года, муж ушел из семьи. Началась новая, черная полоса в моей жизни. Я осталась одна с маленьким ребенком на руках. Без поддержки, помощи и с огромными долгами. Мне удавалось еле-еле сводить концы с концами и жить от зарплаты до зарплаты, получая от бывшего супруга мизерные алименты. Он к тому времени создал новую семью, жил в достатке и в полном благополучии, почти не вспоминая о сыне. Рядом со мной в эти трудные минуты жизни была моя свекровь, которая поддерживала меня. Несмотря ни на что, у нас с моим бывшим мужем хватило мудрости восстановить теплые отношения, которые продолжаются до сегодняшнего дня. После развода мне осталась двухкомнатная квартира, со старой мебелью, облезлым полом и давно требующими ремонта стенами. Предстоял раздел не только имущества, но и жилья. Чтобы не делить квартиру, муж предложил выплатить ему тысячу рублей. При моей зарплате шестьдесят три рубля в месяц это были огромные деньги.
С большим трудом через знакомых мне удалось взять деньги в кредит под солидный процент. В течение трех лет из зарплаты в шестьдесят три рубля ежемесячно удерживали более сорока. Крохи, которые оставались нам на жизнь с сыном, позволяли оплатить детский садик и чуть-чуть прокормиться. Наступили годы полного безденежья. Подработать по тем временам не было возможности. Очень часто я открывала холодильник, в котором лежали всего одно яйцо, несколько горсток крупы и остатки кулинарного жира, готовила из этого сыну ужин, а сама довольствовалась чашкой чая с хлебом. Вещи, которые я носила, были уже старые и перештопаны несколько раз, помощи ждать было не от кого.
Однажды я получила очередное извещение на алименты. По сумме было видно, что алименты стали намного меньше, так как у бывшего супруга родился ребенок. Сговорившись со своей новой женой, они поделили сумму начисления на двоих детей. Я отправилась в дом свекрови, в надежде поговорить с мужем, я хотела убедить его платить причитающуюся мне сумму полностью. Стояла холодная, суровая уральская зима, и я, в подшитых валенках и старенькой шубке, с трудом плелась через огромное снежное поле по сугробам. Во дворе дома встречаю отца Стаса. Со слезами обиды протягиваю ему квитанцию с начисленными алиментами – всего девять рублей! Муж был одет в добротное зимнее пальто, воротник и шапка из норки, на шее красовался очень модный и дорогой по тем временам мохеровый шарф. Выглядел он довольным и счастливым своей жизнью. Небрежно посмотрел на мои слезы и грубо сказал:
– Сколько плачу алиментов, столько плачу, и за это скажи спасибо! Посмотри на себя, несчастная! Кому ты такая нужна? Корова!
Александр развернулся и ушел, а я осталась стоять на морозе, униженная и несчастная.
Папа помогал только тем, что иногда приносил немного картошки, овощей и фруктов. В ответ на мою просьбу одолжить мне немного денег он доставал пару рублей и, строго предупреждая, говорил:
– Как получишь зарплату, отдашь! Не отдашь вовремя, больше не буду одалживать.
Мои долги стремительно увеличивались. Маленький сын постоянно болел, болезни так и сыпались одна за другой. И вдруг, как гром среди ясного неба, после очередного медосмотра мальчику ставят диагноз: прогрессирующий сколиоз грудного позвонка. Была рекомендована операция, начинались проблемы с сердцем и легкими. В кабинетах врачей мне рассказывали ужасы о том, что может произойти в будущем, если ребенка не прооперировать. Единственная клиника, где делали подобные операции, находилась в Минске. Вспоминаю, сколько сил и денег пришлось потратить на то, чтобы туда попасть. Заняв большую сумму, я везу сына в минскую детскую ортопедическую клинику.
С благодарностью вспоминаю семью Ларисы Третьяковой, которая помогла мне в то время с жильем и дала возможность лечь на операцию. Мальчик пролежал в больнице более трех месяцев, но каждый раз из-за его слабого здоровья и болезней операцию откладывали. Когда у меня уже совсем не осталось денег дотянуть до операции, я вынуждена была забрать ребенка из клиники и вернуться на Урал. К тому времени, после всех переживаний и стрессов, мои жизненные ресурсы были исчерпаны – и моральные, и духовные, и материальные. Врачи порекомендовали приехать в клинику позже, когда Стас повзрослеет, и лишь тогда его прооперировать.
Сын подрастал, а я барахталась, как лягушонок в грязной луже, давно перестав верить в то, что доплыву до берега. Возрастал постоянный страх за завтрашний день, за своего ребенка. Жизнь с каждым днем теряла смысл. Наступила глубокая депрессия, ничего не хотелось делать, опускались руки, не хотелось жить.