Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины

Конвейерный труд – это очень жесткая, тяжелая и малооплачиваемая работа. Часто на таких станках из-за большой скорости конвейера у рабочих случались травмы рук: ампутировало пальцы или травмировалась ладонь. Легкая промышленность была далеко не легкой в производстве. Оплата мизерная даже по тем временам. Она составляла 50–60 рублей в месяц.

Я помню, как рабочие, выполнившие в течение смены две-три операции, не могли за свой труд получить зарплату полностью. И только потому, что действовало постановление правительства о том, что в легкой промышленности нельзя было зарабатывать более ста пятидесяти рублей. Если рабочий зарабатывал благодаря совмещению нескольких операций, например, двести рублей, то ему выплачивали только сто пятьдесят. Я, работая какое-то время в профкоме, неоднократно поднимала этот вопрос перед руководством, но никто ничего не мог решить. Так в то смутное время застоя наше правительство, сытое и зажравшееся, устанавливало планку дохода людям, которые просто сгорали на производстве от непосильного труда.

Выходные чаще всего объявлялись рабочим днем, потому что нужно было выполнять план месяца, года и пятилетки, спущенный «сверху», из Министерства легкой промышленности. В то время было модно организовывать субботники: в честь очередного съезда партии, в честь дня рождения Ленина, в помощь детям Афганистана с последующим удержанием заработанных денег в многочисленные фонды. Не важно, каким путем, ценой скольких искалеченных рук, ног и просто подорванного здоровья доставалась людям работа на конвейере обувного объединения. Особого выбора места работы в те времена почти не было. Это касалось в первую очередь женщин. И мне часто в то время приходили на ум слова: «Рабы не мы – мы не рабы!»

Начинала с затяжки обуви, а со временем освоила почти все операции. Одной из таких операций было затягивание бортика платформы металлическими клещами. Мы шили летние босоножки из зеленой клеенчатой искусственной кожи. Берешь в руки колодку с заготовкой, устанавливаешь на штуцер, затягиваешь кожаный бортик подошвы и обстукиваешь стельку железными клещами, напоминающими плоскогубцы с длинным носиком. На всю операцию приходится не более двух-трех минут. Скорость, скорость, скорость… И так за смену ты должна сделать более тысячи пар обуви. К концу дня руки покрывались кровавыми мозолями, приходилось их забинтовывать или наспех заклеивать лейкопластырем. Ныла спина, гудели ноги. Я, молодая восемнадцатилетняя девушка, полуживая приходила домой, мои опухшие руки отказывались меня слушаться, иногда я даже не могла отрезать себе кусок хлеба. Помню случай, как однажды после работы, обессилевшая и изнеможенная, я пришла домой. Села ужинать. Пробую отрезать себе кусок хлеба, но опухшие руки плохо сгибаются из-за окровавленных мозолей и долго не заживающих ран, нож просто выпадает из рук. Папа сидит напротив, пьет чай и, глядя на меня, горько вздыхает. Я плачу горькими слезами, говорю ему:

– Папа! Посмотри на мои руки. У меня нет сил даже держать ложку! Это чудовищная работа, все болит, я ночью не могу уснуть от этой боли, посмотри на эти раны от мозолей! Как с такими руками молодой девушке жить дальше? У меня болит все тело! Я не вижу будущего, это каторжный труд! Мне пло-о-о-хо…

– А что делать, дочурка? Я столько лет работал на шахте, потом на мартене, и мне было очень трудно. Терпи, доченька, терпи. Пенсию зарабатывать надо, – как мог, старался утешить меня папа.

С ужасом я представила себе, что вот так всю жизнь буду стоять на конвейере, с кровавыми мозолями. Я осознавала, что нахожусь в какой-то жуткой клетке. И мне уже практически ничего не светит в будущем. Остается только одно: сейчас, в возрасте восемнадцати лет, начинать думать о пенсии. Тогда я смогу отдохнуть, если, конечно, доживу. Изнурительный труд на обувной фабрике, жизнь с мачехой, отсутствие родительской любви не давали мне даже надежды на то, что в этой жизни можно что-либо изменить.

Наступила пора взросления.

И сегодня я часто задумываюсь над тем, откуда в те годы я могла безгранично черпать силы и энергию, веру и терпение, проходя через все буреломы невзгод и неудач?

Ведь нам совсем не нравятся страдания, душевная боль. Когда они настигают нас, хочется закрыться от всего мира. Но со временем я поняла, что эти испытания, именно они, послужили мне на пользу. Именно эти несчастья, тяжелый физический труд с самого раннего детства позволили расколоться скорлупе, покрывающей мое сердце. Они освободили меня от ложного восприятия себя и своего прошлого, за которое я цеплялась. Только через боль приходит осознание, что надо что-то менять. И только эта возможность дала мне понять, зачем я живу и что на самом деле представляет собой этот замечательный мир. Я много лет училась отпускать свое прошлое и жить настоящим.