Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины

Бабушка вставала рано и шла в дальний угол избы-мазанки. Загоралась лампадка, и бабушка начинала молиться. Она долго стояла на коленях перед иконами, висящими в углу, украшенными цветами и вышитым крестиком рушником. Часто я подсаживалась к ней и слушала, как она читает молитвы. Бабушка гладила меня по голове и кивала одобрительно, когда видела, как я крещусь. Затем она быстро управлялась по хозяйству и собиралась в церковь, надевая самую лучшую одежду – черную длинную юбку, белую ситцевую рубашку с вышитым воротником, цветастый передник и платочек. Уж больно мне нравилось, когда баба Мотя брала меня с собой в церковь. Она надевала на мою белобрысую голову маленький ситцевый платочек в мелкий горошек. Я радовалась, что смогу побывать в храме, где вкусно пахнет ладаном и где меня обязательно угостят куском сладкого пирога. Церковь находилась в самом центре села. Старая, большая и полностью деревянная. На самом верху ее купола возвышался крест. Мы заходили в храм, и я всю службу повторяла все то, что делала бабушка. Подпевала вместе с ней церковному хору, крестилась и с наслаждением вдыхала запах ладана, который белым облаком растекался по храму. Больше всего мне нравилось получать просфорки после службы из рук священника. Они были еще теплые и, как мне казалось, особенно вкусные. Старый священник в красивых одеяниях часто подходил к нам и гладил меня по голове, при этом он что-то говорил и крестился. Через несколько лет эту церковь сломали и устроили в ней клуб. Я навсегда запомнила слова бабушки:

– Бог всегда рядом с тобой, внученька. Верь в Него, и Он будет вести тебя по этой жизни. Господь тебя любит и даст тебе силы!

В те годы, когда мои дядьки увезли меня от матери, я жила с бабушкой и дядей Леней в новой семье. Баба Мотя меня жалела и постоянно говорила, прижимая к себе:

– Молись, внученька, молись и прости свою матушку. Бес ее попутал… Хорошая была она дивчина, ладна и красива, и як же так могло с ней случиться, ума не приложу, оказия-то какая… Помолюсь за нее, даст Бог, она одумается и перестанет пить эту отраву…

Бабушка глубоко вздыхала, смахивая со своих глаз слезы, крестилась и продолжала:

– Господь всех нас любит, и тебя внученька любит, Он тебе поможет, ты только верь.

Мой дедушка, Ефим Кайдаш, был тоже верующим человеком, он ушел из жизни очень рано, после тяжелой болезни. Бабушка и дедушка были простые люди, которые многие годы вели свое хозяйство и сполна познали тяготы крестьянского труда, работая в колхозе.

В детстве, я помню, в нашей кладовке на самой верхней полке лежала старая икона Николая Чудотворца – в красивом наличнике, с восковыми цветами внутри. Эта икона осталась со времен, когда венчались мои родители. И каждый раз, когда мне было плохо: морально, духовно и физически, – я доставала икону, становилась на колени и молилась. В нашей семье мне никто особо не прививал любовь к Богу. Я не видела, чтобы моя мама или папа ходили в церковь. Эту духовность, веру в Творца, мне привила моя бабушка Мотя.

Бабушка Матрена прожила восемьдесят восемь лет, не дожив до своего девяностолетия два года. После инсульта две недели она лежала в бессознательном состоянии, без еды и питья. Состояние бабушки ухудшалось с каждым днем, и мы с отцом приехали в Казахстан, чтобы побыть с ней в последние дни. Я в то время только начала отходить от унизительного и болезненного развода с мужем.

Парализованную бабушку положили в ее комнате, на кровати, покрытой досками. У ее изголовья висела большая икона, горела лампадка и постоянно зажигались свечи. Постель, на которой лежала бабушка, была голубого цвета, ее бледное лицо и руки выделялись на этом фоне. Бабушка лежала без сознания, жизненная сила, как восковая свеча, медленно угасала. Для предсмертного причастия был приглашен батюшка. Все родственники собрались в одной комнате и держали в руках зажженные свечи. Умирающая бабушка Матрена, с осунувшимся бледным лицом, без сознания, в белой длинной рубашке, лежала на кровати, с вытянутыми вдоль тела худыми, беспомощными руками, – все чувствовали, что она вот-вот покинет этот мир.

Монашки, приехавшие с батюшкой, запели псалмы. Вдруг неожиданно для всех, когда батюшка читал чин соборования, исповеди и причастия, бабушка шевельнула правой рукой, и ее дрожащие сухенькие пальцы потянулись к груди, она из последних сил медленно перекрестилась, дотянулась рукой до своего маленького серебряного крестика, зажав его в слабой старческой ладошке. Батюшка и все, находившиеся в комнате, были потрясены увиденным. Священник причастил бабушку, затем он повернулся ко мне и попросил после его ухода сесть рядом с ней и читать Псалтырь не останавливаясь.

Целые сутки я читала молитвы. Раним утром следующего дня, когда я держала ее похолодевшую руку, казалось, в мою душу влилась ее большая вера и любовь к Богу.