Свет в августе

Когда он вошел в дом, миссис Макихерн была в коридоре. "Джо", -сказала она. Он не отозвался. Он даже не взглянул на нее -- на ее лицо, на деревянное движение руки, приподнявшейся в деревянной пародии на самый ласковый жест, доступный человеческой руке. Он прошел мимо, как деревянный, с непреклонным лицом -- непреклонным, быть может, от гордости и отчаяния. А может быть -- от тщеславия, глупого мужского тщеславия. Он взял со стола катехизис и вернулся в конюшню.

Макихерн ждал с ремнем наготове. "Положи", -- сказал он. Мальчик положил книгу на пол. "Не сюда, -- сказал Макихерн без гнева. -- Ты думаешь, что пол в хлеву, топталище скота -- место для Слова Божья. Но я тебя и в этом направлю". Он сам поднял книгу и положил на выступ. "Спусти штаны, -сказал он. -- Мы их марать не будем".

Штаны упали на пол; мальчик остался в короткой рубашке, не закрывавшей ног. Он стоял прямой и тонкий. При первом ударе ремня он не отпрянул, не дрогнуло и его лицо. Он смотрел прямо перед собой со спокойным, углубленным выражением, как монах на картине. Макихерн принялся хлестать, методично, медленно, с рассчитанной силой, по-прежнему без гнева и азарта.

Трудно сказать, чье лицо было более спокойным и углубленным, в чьем было больше убежденности.

Он ударил десять раз и перестал. "Возьми книгу, -- сказал он. -- Штаны не трожь". Он подал мальчику катехизис. Мальчик взял его. И продолжал стоять -- прямой, с поднятым лицом и книжкой, в позе благоговейного восторга. Он был точь-в-точь как мальчик из католического хора, только без стихаря, и вместо нефа уходило вглубь стойло, грубая дощатая стена, за которой в сухом аммиачном сумраке возилась, изредка всхрапывая и лениво стукая копытом, невидимая скотина.

Макихерн, не сгибаясь, сел на ясли и сидел, расставив ноги, одну руку положив на колено, а на другой ладони держа серебряные часы; его чистое бородатое лицо было твердым, словно вытесанным из камня, глаза смотрели безжалостно и холодно, но не зло.

Так они провели час. Один раз за это время в задней двери дома показалась миссис Макихерн. Но ничего не сказала. Только постояла, глядя на хлев, в шляпе, с зонтиком и веером. Потом вернулась в дом.

И снова ровно через час, секунда в секунду, Макихерн спрятал часы в карман. "Теперь знаешь? -- спросил он. Мальчик не ответил -- прямой, застывший, с рас"рытой книжкой перед глазами. Макихерн вынул книжку из его рук. Мальчик при этом не шелохнулся. "Повторяй катехизис", -- сказал Макихерн. Мальчик смотрел на стену прямо перед собой. Теперь лицо его было совсем белым, несмотря на ровный насыщенный тон кожи. Неторопливо и аккуратно Макихерн положил книгу на выступ и взял ремень. Он ударил десять раз. Когда он кончил, мальчик еще мгновение стоял неподвижно. Он еще не завтракал; они оба еще не завтракали. Затем мальчик пошатнулся и упал бы, если бы Макихерн не схватил его за руку и не поддержал. "Поди, -- сказал Макихерн и потянул его к яслям. -- Сядь тут".

"Нет", -- сказал мальчик. И стал выдергивать руку, которую держал Макихерн. Тот отпустил.

"Что с тобой? Ты болен?"

"Нет", -- сказал мальчик. -- Голос у него был слабый, лицо -- белое.

"Возьми книгу", -- сказал Макихерн, вкладывая ее в руку мальчика. За окном показалась миссис Макихерн -- она опять вышла из дома. Теперь она была в соломенной шляпе и длинном линялом платье и несла кедровую бадью. Она прошла за окном, не взглянув в их сторону, и скрылась из виду. Немного погодя до них донесся протяжный скрип колодезного ворота, звучавший мирно и удивительно в тишине богослужебного дня. Потом она снова прошла за окном, изогнувшись под тяжестью бадьи, и скрылась в доме, не взглянув на хлев.

Снова ровно через час Макихерн оторвал взгляд от часов. "Ты выучил? -спросил он. Мальчик не ответил, не пошевелился. Когда Макихерн подошел к нему, он увидел, что мальчик вовсе не смотрит на страницу, что глаза у него -- остановившиеся и пустые. Когда он взялся за книгу, он обнаружил, что мальчик цепляется за нее, Как за веревку или за столб. Когда он силой отнял у него книгу, мальчик грянулся об пол и больше не шевелился.

Когда мальчик очнулся, день был на исходе. Он лежал на своей кровати в чердачной комнате под покатой крышей. В комнате стояла тишина, вползали сумерки. Ему было хорошо; он лежал, покойно глядя на скошенный потолок, и не сразу почувствовал, что рядом кто-то сидит. Это был Макихерн. Теперь он тоже был одет побудничному -- не в комбинезон, в котором ходил в поле, а в выгоревшую чистую рубашку без воротничка и выгоревшие чистые брюки защитного цвета. "Ты не спишь", -- сказал он. Он протянул руку и отвернул покрывало. "Давай", -- сказал он.

Мальчик не шевелился. "Вы опять будете меня бить?"