— На самом деле это только одна легенда из множества, дочь моя, — мягко уточнил Дрекозиус. — Белый Криабал — это настоящее сонмище слухов. Лично я знаком ни много ни мало, а с восемью легендами на его счет — и они поразительно различны. По одной легенде он где-то в недрах земли и его стережет древний дракон. По другой — в могильном кургане под охраной свирепого драуга. По третьей — в сокровищнице самого Бельзедора и опутан темными чарами. Но, судя по тому, что он где-то здесь, в Хумугишише, рядом с Южным полюсом… полагаю, это все-таки Оледенелый.
Мектиг в разговоре не участвовал. Его взгляд становился все более тоскливым. Плацента первым заметил, что дармагу не по себе, и ехидно спросил:
— Ты че как ежа рожаешь, льдоголовый? Гнома хочешь сделать?
— Да, — выдавил Мектиг.
— И че ты тут сидишь, тля? — сплюнул полугоблин. — Отойди от меня подальше, тля, да делай его.
— Не могу, — ответил дармаг. — Негде.
— Негде?.. Негде?! Тля, ты окирел, деревянно-кирпичная стенка?! Отойди на кир, сурака террегкх макнор, и делай где хочешь! Бык тупорылый… тля, это я не про тебя!
Но Мектиг даже не среагировал на оскорбление. Ему смертельно хотелось по большой нужде, но он не видел, где это сделать, чтобы его не увидели.
— Сын мой, мы не станем смотреть, — обещал Дрекозиус, услышав, в чем проблема. — Мы все отвернемся, так что отринь стыд и соверши то, что должно быть совершено.
— Не вы, — угрюмо ответил Мектиг. — Боги. Они увидят.
— И че?! — изумился Плацента. — Вот ты странный, тля.
— Боги не должны этого видеть, — упрямо поджал губы дармаг.
— Сын мой, но что же, ты считаешь, что боги видят тебя только когда ты под открытым небом? — елейно улыбнулся Дрекозиус. — Отчего ты столь худого о них мнения? Неужели в твоем представлении боги восседают где-то на облаках и смотрят на нас сверху? Неужели ты веришь, что достаточно зайти под крышу, чтобы укрыться от их взора?
— А что, нет?! — заморгал Мектиг.
— Разумеется, нет, сын мой. Спрячься хоть за тысячей стен, завернись хоть в тысячу одежд — от божьего зрака ты не укроешься. Боги видят все.
— Че, вообще все? — заинтересовался Плацента. — Даже как люди пехаются?
— Ну конечно.
— Тля, хорошо им живется… — позавидовал полугоблин.
Мектиг после этого стал еще более подавленным. Он действительно всю жизнь считал, что боги видят его, только когда он под открытым небом. А поскольку лично он не хотел бы смотреть, как справляют нужду другие, то и богов от этого зрелища благородно избавлял.
Но… если они видят его всегда… как же тогда?..
— Не печалься из-за сущеглупостей, сын мой, — жалостливо сказал Дрекозиус. — Задумайся над тем, что людей и других индивидов в мире миллиарды, а богов всего двадцать шесть. В то время как ты сидишь в отхожем месте, великое множество других существ занимаются гораздо более интересными делами. Зачем же богам смотреть именно на тебя? И даже если им вдруг захочется увидеть, как кто-то удобряет почву — в конце концов, пути богов неисповедимы, — миллионы индивидов делают это одновременно с тобой, и наверняка многие делают это интереснее.
Мектиг нахмурился, осмысливая услышанное. А Плацента восхищенно присвистнул:
— Тля, да ты, ярыть, мудрый, святоша!
Когда окрыленный новыми знаниями дармаг закончил свои дела, искатели снова двинулись в путь. Отец Дрекозиус окончательно смирился с тем, что ходок из него никудышный, и решил ехать на вехоте. Подстраиваясь к обстановке, демон обратился в собачьи нарты, и жрец улегся на дно, закутавшись в одеяло.
Мерзнущая Джиданна охотно бы присоединилась, но в нартах было тесновато и ей пришлось бы плотно прижаться к Дрекозиусу. Это не так уж и плохо с одной стороны — тепла от толстяка исходит много, — но похотливый жрец наверняка начнет лапать и ерзать.
Джиданна терпеть этого не могла.
А дорога становилась все труднее, все ухабистее. Ветер дул прямо в лицо, обдавая снежной крупой, и светящийся луч экслибриса был уже почти не виден. Ледниковый покров здесь истрескался, и приходилось зорко глядеть под ноги. Один неверный шаг — и ухнешь в пропасть.
Еще дальше вздымались скалы. Голый камень, слегка припорошенный инеем. Меж ними струились холодные языки ледников, уходящих еще выше, к громадинам далеких гор.
— Далеко еще? — без передыху гундел Плацента. — Далеко?! Мы когда придем уже, тля?!
— Где-то уже совсем близко должно быть, — ответила Джиданна, близоруко щурясь. Она не успевала протирать очки — так быстро залеплял их снег. — Вон там что такое блестит?
— Золото, — равнодушно ответил Мектиг. — Жила.
— Золотая жила?! — аж подпрыгнул Плацента. — Где, тля, где?!
То действительно оказалась жила. Много лет назад часть скалы рухнула, обнажив месторождение золотоносной руды. Сквозь кварц струились тоненькие желтые прожилки, местами распухавшие почти до толщины пальца.
— Тля, да это же окиреть какое богатство!.. — принялся грызть ногти полугоблин. — Деньжищ-то, деньжищ! Ар аиба хуилилосоосохосоо!..
— Некогда, — мрачно произнес Мектиг. — И нечем.