Свет в глубине

Спотыкаясь от усталости, Харк пошлепал на берег. Там он вынул из мешка сердце, отвел руку, собираясь швырнуть сферу в вечно голодную черную пасть океана. Но остановился: если выкинуть его здесь, какая-нибудь банда мусорщиков найдет его – и к гадалке не ходи. Даже если он снова выведет лодку в океан и выкинет реликт за борт, его прибьет к берегу или найдут дайверы, прочесывающие дно в поисках трофеев. «Но тогда это уже будет не моя проблема, а чья-то еще». Харку не хотелось думать о каком-нибудь «счастливчике», который найдет сердце и начнет меняться или будет убит Джелтом за то, что присвоил сферу.

– Я могу разбить тебя, – сказал Харк, глядя на поверхность цвета слоновой кости. – Могу раздолбить тебя камнями.

Сердце выглядело хрупким. Если Харк разобьет его, назад пути не будет.

«Мне оно нужно! Я умру без него!» – кричал Джелт. Может быть, сфера вызывала зависимость. Иногда пьяницы говорили, что умирают без спиртного. Харк видел таких, они стучали в запертые двери таверны, умоляя открыть, а посетители «Старого Беша» отчаянно выпрашивали скрутку байлзсмоука или эрроуснаффа. «Я умру без него! Мне он нужен позарез», – твердили они. Потом Харк вспомнил слова Джелта, что каждый раз, когда он отходит от сердца, ему становится плохо. Он говорил об этом и вначале, прежде чем стал скрываться во мраке.

– Не понимаю! – рассердился Харк, которого одолевали усталость и разочарование. – Почему он по-прежнему нуждается в тебе? Я спас его! Почему он просто не излечился, как Корам? И почему…

Харк зажмурился что было сил, но не смог выкинуть из головы страшные картины. Как нечто, бывшее Джелтом, подпрыгивало, крушило все на своем пути, кидалось на темную массу, вопившую человеческими голосами… Эта тварь была Джелтом. Харк ощутил липкий ужас при одном лишь воспоминании, но, несмотря на это, связь между ними оставалась крепкой. Харк не мог уничтожить сердце, не мог обречь Джелта на смерть. Он положил сферу обратно в мешок и расстроился, как будто поспорил с сердцем бога и проиграл.

К тому времени как Харк добрался до Святилища, его тошнило, тело пробирала дрожь. Небо по-прежнему было очень темным – ни намека на приближение рассвета. Сегодня путешествие по крышам продолжалось дольше обычного, потому что колени то и дело подгибались. Харк как раз закрывал за собой окно, когда его высветил фиолетовый луч.

– Эй! Что ты здесь делаешь?

В конце коридора стояли двое ночных стражей. Оставалось надеяться, они не видели, что он влез в окно.

– Я здесь работаю, – ответил он поспешно. – Помогаю ухаживать за священниками.

– Погоди, я действительно его видел, – сказал один охранник другому. – В таком случае что ты тут потерял?

Харк знал, что выглядит взмокшим, трясется и задыхается. Но, возможно, это могло сыграть ему на руку.

– Мне жарко, – робко признался он. – И… нехорошо. Искал место попрохладнее.

– Жарко?

Первый страж подошел ближе и поднял фонарь.

– Выглядишь как сама смерть. Пожалуй, отведем тебя в карантинное помещение.

Харка отвели в пыльную комнатушку, в которой из мебели был лишь тощий заплесневелый тюфяк. Он рухнул на него, ему было все равно. Почти мгновенно он провалился в тяжелый сон, в котором снова и снова звенел беззвучный колокол, так что кости вибрировали. Постепенно звуки колокола становились тише, пока не превратились в мурлыканье гигантской кошки.

Харку позволили выспаться. Проснувшись, он уже не чувствовал слабость, его больше не трясло. Возможно, сердце бога его слегка исцелило, чтобы завоевать расположение, как бродячий пес ластится и скулит в надежде занять место у костра.

Только в середине дня Харку удалось выйти из карантина. Пришлось выдержать изнурительный допрос Клая, который не поверил, что у Харка неожиданно началась лихорадка и так же внезапно прошла за одну ночь.

– Я-то хотел позвать тебя сегодня, чтобы похвалить, – сказал наконец Клай; он выглядел скорее усталым, чем сердитым. Очевидно, он намекал на случившееся с Мунмейд. – Но тут эта лихорадка. Пойми, я не могу позволить тебе манипулировать нами, иначе просто предам людей, которые доверились мне. Не знаю, куда ты уходил прошлой ночью или что ты принял, так что выглядел потом больным и взмокшим, но больше этого не должно повторяться. Знать не желаю, каким образом ты заплатил за… за что бы то ни было. Если стянул что-то, найди способ вернуть вещь назад, пока я ее не хватился.

Он поднял руку, не желая слушать оправдания Харка, и ушел. Клай снова пошел ему навстречу, но Харк понимал, что любое терпение имеет пределы. «Это твое последнее предупреждение» – люди могут так говорить несколько раз, но всегда был предел и всегда было то самое последнее предупреждение, после которого наступала точка невозврата. Харк почувствовал, что на этот раз Клай говорил всерьез. Даже голос его звучал как-то иначе.