Свет в ладонях

— За павшей лошадью. Той, которая вывихнула ногу, а потом заболела. Я Джонатан ле-Брейдис, господин Койл, лейтенант королевской гвардии ле-Брейдис, помните меня? Я слышал, как вы с этим господином беседовали о денежных средствах, которые у вас якобы имеются. И хотя ваш гость прибыл сюда первым, тем не менее я хотел бы узнать, какой датой маркирован его долг…

— Джонатан! — воскликнул гость, всё ещё сжимавший Койла за грудки, и разомкнул руки, так что Койл грузно обвалился на пол — больше от неожиданности, чем от слабости в ногах. — Джонатан, чёрт подери, ле-Брейдис! Это и правда ты?!

Джонатан посмотрел на говорившего с удивлением. Потом ещё раз. Потом всмотрелся внимательнее…

И просиял.

Через мгновение они уже хлопали друг друга по плечу и энергично трясли друг другу руки.

— Клайв Ортега, ты! Здесь! Поверить не могу! В столице! Ну ты и загорел — тебя не узнать. В жизни бы не узнал!

— А ты вообще не изменился, старик. Всё такой же худосочный… и… рука такая же тяжёлая, — выдохнул, смеясь, Клайв Ортега, когда узкая, но сильная ладонь Джонатана дружески хрястнула его поперёк спины. — Слыхал, что тебя назначили в столицу, но не знал, что ты уже здесь. Эй, постой, ты сказал — лейб-гвардия?

— Да, — ответил Джонатан, но не со столь широкой улыбкой, как следовало ожидать. — А ты в городском карауле?

— Да, перевели шесть недель назад. А четыре года проторчал в гарнизоне на френтийской границе, видишь, закоптило так, что лучший друг не узнает.

— А как ты…

— Эй, — прохрипел откуда-то снизу позабытый капрал Койл, и Джонатан со своим старым знакомцем, умолкнув, одновременно взглянули на него — в некотором удивлении, не понимая, как он посмел прервать их тёплую встречу. — Вы, двое… я за вас, конечно, рад… но не катились бы вы обжиматься, на хер, из моего до-о-о…

Нелюбезная речь капрала оборвалась протяжным «о», поднявшимся на немыслимую высоту, когда Клайв снова сгрёб его за грудки и вздёрнул на ноги, хорошенько встряхнув. Рукав его сорочки был закатан почти до локтя, и жилы на предплечье вздулись от напряжения и суровости намерений.

— Эта тварь задолжала денег, — сказал Клайв, глядя в одутловатое красное лицо капрала, пучившего на них поросячьи глазки. — Тебе тоже?

— А то. Ещё два месяца назад. Мне очень нужны эти деньги, Клайв, прямо сейчас.

— Не беда, — не оборачиваясь, сказал тот. — У этого борова точно где-то припрятана кубышка, и готов спорить, там хватит на дюжину кредиторов. Так что дело только за тем, чтоб выбить её, и тогда…

— Нету у меня ничего. И лошадь давно сдохла, — прохныкал Койл, с ненавистью зыркнув на Джонатана.

Джонатан возразил:

— А говорят, вы на ней ездили в «Гра-Оперетту» всего три надели назад. На дохлой, что ли?

— Так, Джонни, тут трёпом не поможешь, я уже понял. Давай кочергу.

Капрал Койл трагически взвыл и попытался повалиться на колени, но крепкая рука Клайва его удержала.

— Давай, Джонни, ну?!

Джонатан колебался. Выбивание денег из строптивого должника вообще не приносило ему удовольствия, а мысль о пытках вызывала просто-таки физическое отвращение. Он внезапно подумал о принцессе Женевьев, которая, должно быть, без сил спала на узкой неудобной кровати, а может, всё так же сидела на том стуле, на котором он её оставил, так, как просидела несколько часов на скамье во дворике у казарм. И отчего-то этот образ совершенно не сочетался с образом раскалённой кочерги, шипевшей в раскрытой печке.

— Убиваю-ют… — причитала госпожа Лилу из соседней комнатушки, накрепко запертой изнутри. Джонатан повернулся к ней и крикнул:

— Всё в порядке, госпожа Лилу, вам ничего не угрожает, не беспокойтесь. — А потом сказал, понизив голос: — Слушай, у меня другая идея. Палёное мясо дурно пахнет. Давай лучше выбросим его из окна.

— Здесь первый этаж, — заметил Клайв, игнорируя скорбный вопль капрала Койла.

— Так поднимемся на второй. С такой высоты он не умрёт, только кости переломает. А потом, при надобности, повторим.

— Изысканное изуверство. У местных понабрался, столичный мальчик? — восхитился Клайв, и, подхватив подвывающего капитана с обеих сторон, они поволокли его наверх — приводить угрозу в исполнение. Капитан брыкался и отбивался, но он и с одним-то Клайвом справиться не мог, что уж говорить о подоспевшей подмоге. Госпожа Лилу притихла, когда они тащили капитана мимо её комнаты, а потом принялась голосить снова, но из комнатки не вышла и за помощью не побежала. Похоже, она голосила только для того, чтобы позже Койл не мог упрекнуть её в равнодушии к его несчастливой судьбе.