Свет в оазисе (СИ)

Они долго махали ему руками. Даже когда порт скрылся из вида, а корабль отошел от него настолько далеко, что очертания острова Борикен стали лишь небольшой частью обширной морской панорамы, Мануэль был уверен, что его родственники и друзья - люди его народа - все еще машут ему вслед.

В пути он не вступал в общение ни с другими пассажирами, ни с матросами. После стольких лет жизни на открытом просторе гор и дождевых лесов его в некоторой степени тяготила необходимость делить небольшое пространство палубы с незнакомыми людьми. Но куда сильнее его мучило странное чувство, будто ему отрубили какую-то часть тела. Мануэль никогда не думал, что ему так сильно будет недоставать жены и детей.

Потянулась длинная череда однообразных дней посреди гулко дышащего пространства океана. Чем больше удалялся Мануэль от Борикена, тем сильнее росла его тревога о судьбе таино, и в первую очередь собственной семьи. У него не было никакого плана на случай, если что-то пойдет не так.

Точнее было бы сказать, на случай, когда что-то пойдет не так. Когда дона Хуана сменит другой губернатор, не связанный с местным касиком узами братания. Когда умрет Агуэйбана. Когда где-то какой-нибудь индеец не выдержит каторжных условий жизни и нападет на обидчика. Рано или поздно что-то такое непременно произойдет, и Борикен разделит судьбу Гаити. Уроженцев острова будут преследовать специально дрессированными для этой цели мастиффами. Будут рубить их надвое мечом, вешать, разбивать тела младенцев о скалы на глазах у родителей.

Мануэль не знал, как ему обезопасить близких людей, когда это произойдет. Не знал, как использовать свой дар. И, сколько он об этом ни думал, никакой конкретный план действий в нем так и не созревал.

В пути корабль сделал остановку на острове Гомера. Гуляя по его булыжникам и заново привыкая к узким улицам и каменным стенам домов, Мануэль не мог не думать, что ведь и здесь, на Канарских островах, еще совсем недавно жил народ гуанчей. Почти сто лет сопротивлялись они кастильцам, в результате чего были уничтожены или обращены в рабство. Потому что для европейцев они были "дикарями".

Что же можно будет сделать, чтобы спасти семью и остальных людей коки от того, что им угрожало? Может быть, оформить передачу детям дворянского титула? Мануэль тут же отбросил эту идею как совершенно нелепую. Для христиан его брак с Зуимако был жизнью в грехе. Она не была крещеной, они не состояли в таинстве брака, а их дети родились от этого, не освященного церковью, союза. Его дети-индейцы для Кастилии не были наследниками благородного титула своего отца.

Мануэль думал об этом, сидя в портовом трактире, когда неожиданно ему пришла в голову новая мысль. Он решил, что сможет посоветоваться обо всем этом с матушкой, потому что она всегда его понимала и принимала. В любом случае он собирался рассказать ей о своей новой семье и о своем новом народе. Почему-то ему стало казаться, что Росарио сможет дать ему разумный совет.

И Алонсо - тоже.

Ну, конечно! Алонсо - вот, с кем еще необходимо было посоветоваться!

Мануэль внезапно осознал, что в сущности Алонсо дважды спас его от смерти. В первый раз, когда нашел его лежащим без сознания после нападения разбойников у въезда в Кордову и привез в дом своего дяди, где его выходили. А во второй раз - когда рассказал Мануэлю, что жизнь подобна сновидению. Ведь без этого знания Мануэль никогда не открыл бы своей способности менять явь и никогда не стал бы Равакой. Вместо этого его кости уже шестнадцать лет назад истлели бы в тропическом лесу страны Сибао после того, как его ранила отравленная карибская стрела.

"Ну что ж, дружище Алонсо, с тебя началась эта история, ты подарил мне последние шестнадцать лет жизни в том виде, в каком я их получил. Вот ты и помоги мне придумать, как мне спасти дорогих людей!" - размышлял Мануэль, чувствуя, как на душе становится легче.

Приняв решение посоветоваться с Росарио и Алонсо, Мануэль почти перестал тревожиться. Правда, он все еще не знал, как ему принять старение близких, если сам он наделен вечной молодостью, но он и об этом решил посоветоваться с матерью. Ведь старый Маникатекс сказал тогда правду. Ему можно было верить, а это означало, что и мать Мануэля тоже не состарилась. Бехике говорил и о ней. Если Росарио вечно молода, то и она вынуждена смотреть в лицо дорогим людям, стареющим на ее глазах. Она прекрасно поймет сына, а уж вместе они обязательно что-нибудь придумают!

В последние годы Мануэль не раз задумывался над тем, связана ли его неподверженность старению с даром менять реальность. Такое предположение казалось обоснованным, ведь и то, и другое любой обычный человек счел бы чудом. Именно поэтому Мануэль до сих пор ни разу не попытался проверить, получили ли этот дар по наследству его дети. Он опасался, что, если кто-то из них обнаружит в себе подобные способности, то непременно начнет ими пользоваться и тогда рискует навсегда остаться ребенком.