Через два дня после похорон Том сидел один в пустом доме, наполненном тишиной. Вдалеке показались клубы пыли, поднятые колесами приближавшейся машины. Наверное, кто-то из работников возвращался на ферму. Когда машина подъехала ближе, он снова на нее посмотрел. Дорогой и новый автомобиль с номерами Перта притормозил у дома, и Том вышел на веранду.
Из машины вылезла молодая женщина и пригладила светлые волосы, прихваченные сзади резинкой. Оглядевшись, она медленно направилась к веранде, где стоял Том.
– Здравствуйте, – сказал он. – Заблудились?
– Надеюсь, что нет, – ответила женщина.
– Могу я вам помочь?
– Я ищу дом Шербурнов.
– Вы его нашли. Я Том Шербурн. – Он выжидающе на нее посмотрел.
– Тогда мне точно сюда. – Она нерешительно улыбнулась.
– Простите, – сказал Том, – неделя была трудной. Я что-то забыл? Мы договаривались о встрече?
– Нет, ни о какой встрече мы не договаривались, но я приехала повидаться с вами. И… – она помедлила, – с миссис Шербурн. Я слышала, что она очень больна. – Видя на лице Тома недоумение, она пояснила: – Меня зовут Люси-Грейс Рутфорд. Урожденная Ронфельдт… – Она снова улыбнулась: – Я Люси!
Том замер, не веря своим глазам.
– Лулу? Маленькая Лулу, – произнес он едва слышно, боясь пошевелиться.
Женщина покраснела.
– Я не знаю, как мне вас лучше называть. И… миссис Шербурн тоже. – Неожиданно на ее лице отразилось сомнение, и она спросила: – Надеюсь, она не будет против? Может, я не вовремя?
– Она всегда надеялась, что ты приедешь.
– Подождите! Я привезла вам кое-что показать! – Она вернулась к машине и достала из нее плетеную колыбельку. На ее лице появилось выражение нежности и гордости.
– Это Кристофер, мой маленький сын. Ему три месяца.
Увидев личико младенца, выглядывающего из одеяла, Том настолько поразился его сходству с Люси, когда они нашли ее в ялике, что по спине у него пробежали мурашки.
– Иззи была бы счастлива увидеть малыша. Ваш приезд для нее был бы настоящим праздником!
– О, простите… А когда?.. – Она не стала заканчивать фразу.
– Неделю назад. В понедельник были похороны.
– Я не знала. Если вы думаете, что мне лучше уехать, я…
Он нагнулся к колыбели и долго смотрел на ребенка, а когда поднял голову, на его губах была грустная улыбка.
– Пойдемте в дом, – пригласил он.
Том принес поднос с чайником и чашками, а Люси-Грейс смотрела в окно на океан, пристроив корзину с младенцем возле себя.
– С чего начнем? – спросила она.
– Давайте сначала немного посидим молча, – попросил Том. – Я никак не могу прийти в себя. – Он вздохнул: – Маленькая Люси! После стольких лет!
Они молча сидели с чашками в руках и слушали шум ветра над океаном. Иногда облака расступались, выпуская на волю лучи солнца, которые устремлялись в окна и падали на ковер гостиной яркими пятнами. Люси вдыхала запахи дома: старого дерева, лака, очага и дыма. Она не решалась посмотреть прямо на Тома и разглядывала комнату. Икона святого Михаила, ваза с желтыми розами. Свадебная фотография Тома и Изабель, на которой они такие молодые и полные надежд. На полках книги по мореплаванию, маякам и музыке. Некоторые, например «Атлас звездного неба», такие большие, что лежат плашмя. В углу пианино со сложенными в стопку нотами.
– А как вы узнали? – наконец нарушил молчание Том. – Про Изабель?
– От мамы. Когда вы написали Ральфу Эддикотту о ее болезни, он рассказал моей матери.
– В Партагезе?
– Сейчас она живет там. Когда мне исполнилось пять лет, мама забрала меня в Перт, чтобы начать все сначала. В 1944 году я вступила в Женскую вспомогательную службу ВВС, и мама вернулась в Партагез. Они с тетей Гвен живут в Бермондси – старом особняке дедушки. А я после войны осталась в Перте.
– А ваш муж?
– Генри? – просияла она. – Мы познакомились на войне… Он просто чудо! А в прошлом году мы поженились. Я такая счастливая! – Она взглянула на океан, гладь которого блестела вдали. – Я часто вспоминала вас обоих. Но только… – она помолчала, – но только после рождения Кристофера по-настоящему поняла, почему вы так поступили. И почему мама не могла вас за это простить. Я бы убила за своего ребенка! Это точно!
Она разгладила ладонями юбку.
– Я кое-что помню. По крайней мере мне так кажется. Как будто обрывки сна: маяк, конечно, и что-то вроде балкона вокруг башни наверху. Как это называется?
– Галерея.
– Я помню, как сидела у вас на плечах. Как играла на пианино с Изабель. Что-то про птичек на деревьях? А потом в голове все как-то путается и ничего конкретного не вспоминается. Новая жизнь в Перте, школа. Но лучше всего я помню ветер, волны и океан: они навечно поселились в моей душе. Мама не любит воды. И никогда не плавает. – Она опустила глаза на ребенка. – Я не могла приехать раньше. Я хотела, чтобы мама… наверное, чтобы она благословила меня.
Наблюдая за ней, Том улавливал отдельные знакомые черты, но сравнивать лица взрослой женщины и маленькой девочки было трудно. Ничуть не легче, чем копаться в самом себе, пытаясь отыскать того самого смотрителя, который так сильно любил ее. И все же тот смотритель никуда не делся, и в какой-то момент в ушах Тома отчетливо прозвенел требовательный детский голосок: «Папа! Возьми меня на ручки!»
– Изабель кое-что оставила для вас, – сказал он и принес сундучок из камфорного дерева. Достав письмо, Том передал его Люси-Грейс.
Она, помедлив, развернула листок и начала читать.