Свет в окне

Присуха кивнул, а капитан Новиков начал листать содержимое папки. Он сидел спиной к окну, солнечный свет падал сбоку, и теперь можно было рассмотреть его лицо. Глаза опущены, худощавое лицо и без улыбки хранит приветливое выражение. Прямой нос, чуть втянутые щеки, родинка на виске; русые волосы без седины и брови; на вид капитану было лет тридцать пять.

Он поднял голову – глаза оказались карими – и спросил:

– Кем вам приходится гражданка Дуган Инга Антоновна, 1927 года рождения?

У магазина его покоробило слово «папаша»; произнесенное здесь «гражданка» насторожило.

– Моя жена, – ответил Присуха, – бывшая. – С ней что-то случилось?

– Когда вы в последний раз контактировали с ней? – не ответил капитан.

Действительно, когда?

– Если мне не изменяет память… – начал медленно, но Приветливый перебил:

– Постарайтесь, Дмитрий Иванович, чтобы память вам не изменила. Это в ваших интересах.

Помнил, конечно. Мокрые следы на полу, и как Инга нагнулась: шварк-шварк тряпкой, а он стоял дурак дураком и держал пальто. Когда она машинку увезла.

Помнил, но изобразил напряженно-растерянное лицо, сощурился, якобы припоминая: этакий рассеянный ученый, весь в своей науке, знаете, вместо шапки на ходу он надел сковороду…

Всё они знают, Митенька, подсказал друг, как подсказывал в гимназии на уроке. Тебе скрывать нечего, разве что хотел Инге показать небо в алмазах под одеялом.

– По-моему, прошлой осенью, – нерешительно сказал он, – но вот точную дату не назову. Не помню.

Что было правдой.

Дмитрий Иванович обратил внимание, что капитан ничего не записывал, только кивнул. Ну, судя по «Дмитрию Ивановичу», с биографией моей он знаком, так что пока нечего записывать. Это взбодрило.

– При каких обстоятельствах контактировали, не припомните?

– Помню. Инга зашла ко мне.

– Вы что же, предварительно договорились о встрече?

– Конечно; она позвонила. Чай пили… – Присуха развел руками, специально не закончив. Скажи: «разговаривали», прицепится: о чем? А так – невинное занятие: чай.

– Так, – Приветливый улыбнулся. – Но гражданка Дуган признала, что взяла у вас пишущую машинку марки «Олимпия».

– Совершенно верно; разве это наказуемо?

Не зарывайся, Митя, одернул сам себя.

– Нет, конечно, – серьезно ответил капитан Новиков. – Вопрос только, с какой целью гражданка Дуган взяла у вас машинку.

Он начал что-то искать в папке, а Присуха вспомнил собственное дурацкое зубоскальство насчет сухарей, которые рано было запасать, а вот ведь оказывается, что не рано вовсе. Посылку готовь, Митенька, потому что все летит в тартарары, вот при чем здесь машинка. Взглянул на «Мерседес» и понял вдруг, почему верхний буквенный ряд начинается с Q: она редко употребляется, вот почему.

То, что услышал Дмитрий Иванович, стройно укладывалось бы в детективный сюжет средней руки, если бы не содержало зловещих формулировок «антисоветская пропаганда и агитация», «заведомо ложные измышления», со ссылками на статьи Уголовного Кодекса и меры наказания. Капитан, не утратив приветливости, часто повторял казенное слово «гражданка». Было странно слышать его по отношению к Инге – легкой, женственной, беспечной.

Женственность и легкость Присуха опустил, а просто начал объяснять, что Инга, неплохо владея машинописью, бралась за мелкие подработки, зачастую – как правило, поверьте мне! – не имея ни малейшего представления о материале.

– Помню, например, – Присуха старался говорить убедительно, как со студентами, – как она где-то напечатала «истопник» вместо «источник», и так случалось не раз.

Он закурил (руки не дрожали) и поднял глаза на капитана:

– «Истопник» вместо «источник»… Согласитесь, трудно спутать, не так ли? Но Инга не вчитывается в рукопись, просто бьет по клавишам, и все.

– Тем хуже для нее, – капитан легко хлопнул по столу обеими руками и продолжал, не отнимая ладоней от стола. – Получается, что гражданка Дуган и ей подобные становятся бездумным орудием тех, кому выгодно порочить советский строй, и являются, таким образом, их пособниками. Наша обязанность – разобраться, кто источник, как вы правильно заметили, а кто истопник. Не так ли, Дмитрий Иванович?

Последние слова, как показалось доценту, капитан произнес, явно пародируя его интонацию. Как они, однако, понаторели, с изумлением подумал он. Собственного впечатления о них у Присухи не было, но в сознании жил какой-то обобщенный образ чекиста, жестокого, но ограниченного, ничего общего с теперешним, как выяснилось, не имевший.

– Вас, Дмитрий Иванович, я хочу предупредить, – он крепче уперся ладонями в стол, – что в другое время с вами разговаривали бы совсем иначе.

Вслух я думал, что ли?

– Поймите меня правильно, – одна ладонь оторвалась от стола в протестующем жесте, – и не подумайте, что я вас пытаюсь запугать, – улыбнулся, – но ведь, если следовать букве закона, то вы как владелец пишущей машинки тоже являетесь пособником… Вывод можете сделать сами.