Свет в окне

Вызванный к ректору, он уже был закален разговором с деканом, а еще прежде – «беседой» с работником совсем другого ведомства, и снова услышал, что вопрос о его пребывании в университете «будет решен на собрании коллектива». От повторов стало скучно, и на встречу с коллективом Присуха не пошел, добавив к своим грехам, таким образом, неуважение к коллегам.

Он собрал на кафедре свои пожитки, не очень понимая, что делать со студенческими работами, которые должен был проверить. Навалилось вдруг такое равнодушие, что махнул рукой: спецкурса больше не будет, а работы просмотрит кто-нибудь из ассистентов. «Пожитки жидки», срифмовалось само собой, и Дмитрий Иванович чуть не засмеялся. Две папки, блокнот, новая общая тетрадь (пусть лежит, кому-то пригодится), какие-то бумаги сомнительной важности; сгреб в кулак все ручки. Одна, самая красивая, была поломана; вторая целая, но Присуха ее не любил за корявое перо; третья, с золотым пером – подарок коллег, которые сейчас как раз голосуют за его увольнение. Чего ждать от человека, чья пишущая машинка – орудие тех, кто порочит советский строй? Заведомо ложными измышлениями – эту формулировку он запомнил как раз потому, что раздражало слово «заведомо». Толстую, как ножка стула, шариковую ручку с обоймой разноцветных стержней тоже положил в портфель, с опозданием вспомнив, что теперь она вряд ли понадобится; а, пусть. В нижнем ящике обнаружился галстук в серо-голубую полоску (где только не искал его!) и прошлогодний табель-календарь. Чашку с пересохшим болотцем позавчерашней заварки великодушно оставил. Пожитки жидки, однако портфель внушительно раздулся, и доцент Присуха в последний раз спустился по факультетской лестнице и закрыл за собой дверь.

Коньяк кончился быстрее, чем апатия.

Дни стали пустыми, долгими, одинаковыми, как если бы он вышел на «заслуженный отдых», то бишь на пенсию.

В отличие от пенсионеров Дмитрий Иванович денег не получал, а кончились они быстро. Значит, отдых не был заслуженным.

Знать бы, что встретит Патриарха, отложил бы поход в библиотеку. Однако сдать книги входило в программу сжигания мостов, как Дмитрий Иванович себя уверял, не желая признаться, что падал духом всякий раз, когда взгляд упирался в корешки с наляпанной библиотечной абракадаброй.

Старый профессор косолапо спускался по лестнице, глядя себе под ноги и кивая встречным.

– Дима!

Пыхтя, остановился на площадке, где растерянно застыл Присуха.

Англичане, прежде чем начать разговор, для разгона перебросятся несколькими замечаниями о погоде. Русский человек одолжит пятерку до получки, в порядке ответной любезности рассказав анекдот.

Дмитрий Иванович предпочитал английскую модель.

– Тепло… – вздохнул профессор, – что мне в этом тепле, только кости ломит. А на кафедре дел полно, все на дачу не соберусь. Да я, признаться, не рвусь туда: все те же «комары да мухи».

– Зато море, сосны, студенты с зачетками не толпятся.

Сказал – и понял, как не хватает ему этих студентов с зачетками.

– В моем возрасте, Дима, что зима, что лето – всё не хорошо. Это вам, молодым, любой сезон в радость.

– Я бы рад в молодых задержаться, – Присуха усмехнулся, – да мне ведь сорок девять уже.

Патриарх оглянулся и сердито зашептал:

– То-то и оно! Тебе дано много, время есть впереди… А теперь что?

Дмитрий Иванович почувствовал, что у него мелко-мелко задергалось веко.

– А что теперь? – ответил как можно спокойней. – Вот, – он показал на раздутый портфель, – сдам книги. Надеюсь, других претензий университет ко мне не имеет.

Старик молчал, и Присухе стало его жалко, но тот неожиданно попросил:

– Дай-ка мне папиросу, Дима.

Время папирос кончилось.

– Кстати, – опасливо затянувшись дешевой болгарской сигареткой, сказал завкафедрой, – звонили из бухгалтерии, там тебе что-то причитается. Загляни к ним.

Бухгалтерия, к счастью, находилась в другом здании. Присуха пообещал «заглянуть».

– Я бы в этом году с удовольствием открестился от вступительных, – продолжал Патриарх, – да не могу: сын моего племянника поступает. Опять же меня того и гляди на пенсию выпихнут… с почетом. И что я тогда делать буду?

То, что я делаю теперь, подумал Дмитрий Иванович.

– По-настоящему, так и пора бы, мне ведь восьмой десяток, давно уже «патриархом» зовут; думаешь, я не знаю?

Отмахнулся от вялого Присухиного протеста:

– Да ладно… Мне в комиссии делать особо нечего, буду сидеть свадебным генералом. Устал я, Дима. Ну, еще год продержусь, а потом мне расскажут о драке за кресло, – профессор усмехнулся.

Что мне Гекуба, чуть заметно дернул плечом Дмитрий Иванович. Он начал раздражаться.

– Да, так о мальчике, – таким голосом, словно только об этом и шла речь, продолжал Патриарх. – Подготовлен он неплохо, но родители хотят подстраховаться. Потому что, если не поступит, то ему прямая дорога в армию.

Дмитрий Иванович вытащил новую сигарету из сплюснутой пачки.

– Дима, ты же прекрасный методист. Взялся бы, а? Сейчас хорошего преподавателя днем с огнем не сыщешь; вот я и подумал…