Свет в тумане

Монумент. Мэб решила начать с самого простого. Монумент предполагает что-то большое. Взгляд вновь упал на россыпь черных камешков. Мэб взобралась на большой валун с плоской вершиной и огляделась по сторонам. Ну, не узор, конечно. Дорога из хлебных крошек, так будет правильнее. Россыпь камешков пунктирной линией вела к зеву пещеры в скалах левее от лестницы. Подобные темные провалы на самой разной высоте усеивали отвесные стены бухты.

В пещеры кучер лезть отсоветовал, и Мэб была с ним солидарна. Черные дыры в камне не вызывали ни доверия, ни приязни. И все же, любопытство одержало верх над осторожностью.

- Я только загляну, - сказала Мэб вслух, спрыгнула с камня и пошла вдоль тропки из черной гальки.

Ноги увязали во влажном песке и вытаскивались с трудом. Очень скоро щиколотка разнылась, Мэб устала, и у нее окончательно пропало желание лезть в пещеру. Все же, она дошла, коснулась влажного камня и заглянула внутрь. Из черного зева пахнуло гнилью, водорослями, тухлой рыбой. А потом темнота вдруг надвинулась. В затылок кольнуло, как порой бывает в минуты опасности. Мэб обернулась, и горло перехватило от ужаса.

С моря двигался шторм. Чернота алчно пожирала небо, еще пару минут назад ясное, а волны вздымались все вверх, вверх. Ноги примерзли к земле. Провалились по щиколотку, и песок стал вдруг тяжелым, таким, что и не шевельнуться.

Усилием воли Мэб заставила себя отмереть и бросилась бежать что было сил. Ноги ныли, тряслись колени, легкие обдирало горько-соленым штормовым воздухом, а в груди неровно бухало. Сердце никак не могло найти нужный ритм.

Первый порыв ветра настиг Мэб почти у самого подножия лестницы.

32.

В усадьбе Хапли Кристиан Верне чувствовал себя, как дома. Впрочем, как подозревал Реджинальд, это в равной мере относилось к любому другому месту. Верне был господином планеты, а то и Вселенной. Он удобно расположился в кресле со стаканом верчиду, потягивал его, позвякивал льдинками и благодушно изучал газету. Доставленная с материка, она была полна свежих сплетен и чем-то Верне определенно радовала.

- Вина? Верчиду?

Сбоку подскочил лакей с подносом, и разом гостиная провинциального барона вывернулась наизнанку, превращаясь в клуб или курительную комнату в ресторане. Стало противно. Редкинальд жестом отказался от предложенного алкоголя, пить было рано, а в такой компании еще и противно — сел и сразу пошел с козырей.

- Зачем вам картина?

- Убийцу дядюшки казнят сегодня, - мечтательно проговорил Верне, игнорируя вопрос. - Хотел этот мерзавец спастись от петли, изображая сумасшедшего, да не вышло.

- Зачем вам картина? - повторил Реджинальд.

- Какая картина, милейший Эншо? - взгляд Верне был невинен, словно у младенца; этому взгляду хотелось верить.

- Пейзаж из «Королевской милости». Вы заинтересовались им, а теперь он пропал.

- А-а! Теперь вспомнил. Славная пачкотня.

- Это артефакт, - качнул головой Реджинальд.

- Вам виднее, вы же артефактор.

Верне сложил газету, отбросил в сторону и посмотрел на Реджинальда чистейшими, невиннейшими глазами. Должно быть, многие попадались на обаяние этого человека, на его показушный лоск. Реджинальд видел перед собой насквозь фальшивое, лживое создание.

- Полагаю, это тот случай, когда виднее все же вам, господин Верне. Вы знаете, что это за артефакт и где он сейчас находится.

Верне засмеялся, заливисто, заразительно, бормоча что-то вроде «ну и шутник же вы!». А потом выпрямился. Взгляд стал цепкий, мертвый. Мурашки побежали по коже.

- Я вам не нравлюсь, Эгщо. Это неудивительно. Я и вы, нам нравится одна и та же женщина. Выбрала она вас, но полагаю, это ненадолго. Вы понимаете, что Мэб оставит вас в скором времени, и потому злитесь. Я вас не виню.

Реджинальд и в самом деле понимал всю хрупкость, всю кратковременность отношений между аристократкой и простолюдином. Мимолетная забава. Но Верне тут был вовсе не при чем. У него шансов стать мужем леди Мэб было еще меньше, чем у мусорщика.

- Вы правы, вы мне не нравитесь, но Мэб тут совершенно… - Реджинальд не договорил, осекся, потому что накатила вдруг паника. Ужас сковал, лег сплошной чернотой, придавил, пеплом забился в нос, глаза, уши. Реджинальд попытался сделать вдох, и не смог. Паника.

Прошла, кажется, вечность, прежде чем к нему вернулась способность дышать. Кровь все так же стучала в висках. Ужас парализовал его, и тело сперва занемело, а потом все покрылось мурашками, точечными, весьма болезненными уколами.

- Я… мне надо идти.

Реджинальд поднялся рывком, едва не уронив массивный столик, и на заплетающихся ногах не быстро, но упорно пошел к двери. Коридором. Через холл. Машина завелась не сразу, провоцируя его, усугубляя панику. Наконец, чихнув, автомобиль сорвался с места. Реджинальд точно знал направление, словно весь, сам по себе был намагниченной стрелкой компаса. Так, должно быть, голуби всегда знают, как им вернуться домой.