– Ой, ака, акаджан!.. – плакала сестрёнка. – Что ж вы смотрите? Не могли сдачи дать?!
– Не надо, не плачь… – слабо улыбнулся я. – Это мы так… шутили.
Бригада насреддинов
В один из вечеров колхозный сторож обошёл весь кишлак, сзывая людей на собрание, которое будет проходить в чайхане. Собрал я свой выводок, тоже пошёл. Пришли, а там народу видимо-невидимо. Большей частью мои ровесники, ровесники Зулейхи и Усмана.
Они приволокли с собою ещё кучу детворы. Видно, надеялись, что после собрания покажут кино.
– Что тут будет-то? – поинтересовался я у Хайита Башки.
– Кто его знает?! Может, хлеб будут раздавать.
– Ври больше, Башка! – сказал Акрам. – Сегодня будут создаваться боевые бригады.
Знаток, как всегда, всё знал.
– Для войны, что ли? – не поняли мы.
– Нет, на поле будет война, – несколько туманно ответил на сей раз наш Знаток.
Когда шум в чайхане стал невыносим, наконец на пороге появился раис-ака. Как всегда, его сопровождала мать, Хайри-хала. Поговаривали, что наш председатель ни один вопрос ещё не решил самостоятельно. Все собрания проводил, усадив её рядом, беспрекословно выполнял всё, что она приказывала. Люди больше побаивались Хайри-халу, чем самого председателя. Во время басмачества, говорят, она была разведчицей. Под паранджой пробиралась в самое логово бандитов, разузнавала их боевые секреты. Ходили слухи, что, когда с бандами было покончено, самый главный красный командир подарил ей именной бесшумный пистолет.
– Ну-ка прекратите шум! – позвенел в колокольчик председатель.
Наступила тишина. Дядюшка Машраб оглядел всех присутствующих, потом поинтересовался:
– Вся эта детвора нашего кишлака?
– Нашего! – ответили ребята.
– Где ж вы скрывались до сих пор?
– В зарослях! – сострил Акрам Знаток. Машраб-ака, видать, не знал, с какого конца приступать к делу, заулыбался, почесал затылок. Бросил взгляд на Хайри-халу, сидевшую у самого председательского стола в окружении инвалидов, вроде дядюшки Разыка, откашлялся.
– Такое, значит, дело, ребята! – закричал он вдруг. – Война в самом разгаре. Хоть мы и прогнали подлого врага за пределы нашей Родины, он ещё силён. Войне по-прежнему нужны и зерно и хлопок… Правильно я говорю?
– Неправильно! – вскочил с места Хайит Башка. – Снарядами-то никак не уничтожить этого фашиста, а что ему сделается от нашего хлопка, лёгкого, как пушинка?!
– Ты сиди и помалкивай, болтун! – обозлился раис-ака. – Отцы наши и братья, которые выращивали зерно и хлопок, сейчас на фронте. Мы с вами, ребята, должны занять их места, верно я говорю?
– Верно-о! – закричали детишки отовсюду.
– Матери наши и сёстры совсем из сил выбились. Им нужно помочь.
– Я, например, не умею коров доить, – горделиво сообщил Акрам Знаток.
– Неправда! – поднял руку Карабарот. – Врёт он всё! Он умеет и корову подоить, и заплатку поставить на штаны, только признаваться не хочет!
Все присутствующие дружно засмеялись. Раис-ака тоже потряс маленько кругленьким, как арбуз, животом, потом вдруг грохнул здоровой рукой по столу:
– Ти-х-ха!
Смешочки испуганно оборвались. Председатель рассказал, что в соседних кишлаках молодёжь создала фронтовые бригады и бригады эти показали на колхозных полях примеры настоящего боевого героизма. Он сказал, что правление нашего колхоза вынесло решение создать такие бригады и у нас, в Афанди кишлаке, то есть, извините, в Большом Тагобе.
В тот день были созданы две фронтовые бригады, по двадцать человек в каждой. Начальником нижнемахаллинской бригады назначили дядюшку Турана. Среднемахаллинскую возглавил Разык-ака, преподаватель военного дела. Нашу бригаду тут же прозвали бригадой «афандистов». Мы не возражали, но тут же дали прозвище нижнемахаллинцам – плаксы. Потому что их бригадир, дядюшка Туран, как только выпьет сто граммов, начинает плакать.
Нам выделили по пятнадцати гектаров земли, по паре волов и, с уговором пользоваться поочерёдно, коня с арбой.
– Возчиком буду я! – заявил Хайит Башка, вытягивая шею, чтоб казаться выше других.
– Ишь ты, захотел! – тут же возразил Акрам Знаток. – Сам в жизни на осла не садился, а захотел на коне разъезжать. Возчиком буду я, вот что!
За арбу, которая будет в нагнем распоряжении десять дней в месяц, спор шёл – дай бог, а вот охотников пахать на волах что-то оказалось маловато. Хорошо, нас выручил дядюшка Разык. Он заявил, что пахота – дело серьёзное, с ней нельзя шутить, пропашешь кое-как, на разной глубине – и шиш получишь урожай. Давайте попросим Парпибобо заняться этим делом.
Дедушка сразу согласился. Видно, ему до смерти надоело сидеть в сырой клетушке и ткать бязь, которую всю целиком забирал Мели. Только дедушка Парпи выдвинул условие: записывать ему в день полтора трудодня. Иначе, мол, никак не рассчитаться за пушку. Мы согласились.
– Завтра на рассвете собираемся под Кривой урючиной, – сказал дядюшка Разык, распуская нас. – Принесите с собой кетмени и носилки.
Дело началось с… анекдотов