Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней

«Их имена, относящиеся почти исключительно к прошедшему столетию, конечно, ничего не говорят людям, незнакомым с историей Валаама… А если бы они были широко обнародованы, вызвали бы массу подражаний, кто как мог бы, конечно, уподобиться этим великим героям духовным. О таком опубликовании следовало бы, очень следовало бы позаботиться не ради самих подвижников, которые вовсе не нуждаются, разумеется, в людском их прославлении, а ради – повторяю – того благотворного влияния, какое их высокая жизнь могла бы оказать и оказала бы на массу народную. Ей обычно суют разные глупые просветители биографии безмозглых Марксов, Прудонов, Бебелей, Каутских, Лафаргов, Кропоткиных и т. п. с придачей пресловутых Толстых, Михайловских и пр. Хорошему, – нечего сказать, – научат да уже и научили эти господа! А биографии Валаамских подвижников научили бы только добру, любви христианской, терпению, воздержанию, прощению, нестяжательности, трудолюбию, терпению, послушанию… И жизнь “мирская” в конце концов устроилась бы совсем иначе, бесконечно лучше. Легче всем бы и дышалось. Не знали бы хулиганства и людского озверения. Ложь не была бы возведена даже в принцип в жидовских и жидовствующих листках и изданиях».

В этом высказывании мы позволили бы не согласиться лишь с утверждением насчет подвижников «исключительно прошедшего столетия». Как заметил святитель Игнатий (Брянчанинов): «Во все исторические просветы, в которые от времени до времени проявляется существование Валаамского монастыря, видно, что иноки его проводили жизнь самую строгую…»

И примером этому, прежде всего, сам Дамаскин…

Семь лет спасался в пустыни инок Дамаскин.

Сорок лет учил спасаться других… Он шел по пути, проложенному апостолом Андреем Первозванным, преподобными Сергием и Германом Валаамскими, Авраамием Ростовским, Арсением Коневским, Корнилием Палеостровским, Савватием и Германом Соловецкими, Александром Свирским, Адрианом Ондрусовским, Афанасием Сяндемским, Германом Аляскинским…

Вместе с их голосами и его голос звучал в разносящемся по окрестным странам звоне большого Апостольского колокола…

Глава пятая

Когда всматриваешься в схожее твердостью со скалами валаамского архипелага лицо Дамаскина, когда знакомишься со свидетельствами его жизни, прежде всего поражает абсолютное отречение от своей воли, которое всегда присутствовало в игумене.

Монастырский биограф называет Дамаскина – Иовом XIX века. Он имеет в виду библейского Иова. Если бы ему было известно о том, что первый русский патриарх и нынешний настоятель Валаамского монастыря – земляки, он бы лишь укрепился в своем сравнении.

«Смирение и самоотречение воли о. Игумена Дамаскина были поистине замечательны. Сделавшись настоятелем первоклассного монастыря, игуменом Валаамской обители, мощным главою ее, о. Дамаскин ничем себя не выделяет от братии монастырской. Вместе с братией ходит за общую трапезу, довольствуется общею братскою пищею, одевается одинаково со всею братиею и неуклонно исполняет общее монастырское, молитвенное церковное правило…»

Никогда Дамаскин не спрашивал себе ничего определенного из пищи, всегда довольствовался тем, что дадут.

В абсолютном самоотречении от своей воли и заключен, может быть, главный «секрет» успехов Дамаскина-игумена.

Воздвигая храмы, прокладывая дороги, покупая новые острова, разбивая сады, поучая братию, он как бы самоустраняется, не искажая никаким своеволием Господней Воли.

И это очень важно понимать, потому что некоторые предприятия игумена Дамаскина кажутся обременительными, а порою разорительными для монастыря. Это касается и благотворительности, которой Валаамский монастырь занимался при Дамаскине необычайно широко, и издательских, и научных предприятий Дамаскина, и его архитектурных идей…

Мы уже говорили о «нерациональной» перевозке на остров полуразрушенной церкви из Старой Ладоги…

Дамаскин пошел на «ненужные» траты. Восстановить историческую преемственность ему казалось важнее.

Когда в 1873 году одновременно с установкой тысячепудового «апостольского» колокола выстроили скит Авраамия Ростовского, особой нужды у монастыря в этом – еще одном! – ските не было. Но игумен все же выстроил скит, потому что ему важно было опираться на молитвенную поддержку и предстательство пред Господом всех святых, просиявших в монастыре.

Да и как было обойтись без святого, который «ища же себе места уединеннага, отъиде по реце Волхов и дошед Ладожского озера, где услыша об обители Живоначальныя Троице Валаамской, достиже оной…», чтобы помимо всего прочего встать, как мы уже и говорили, на защите истории Валаамского монастыря от недобросовестных, политизированных исследователей…

Незримо, неприметно для человеческих глаз творятся чудеса Господни, и только когда совершаются они, дивится человек тому, что видит…

Неприметно преобразился Валаам…

Заметили вдруг, что появилось благорастворение воздуха на островах, и исходящая из скал сырость стала терять гибельную пронзительность…

Заметили, что появились на островах горлицы и соловьи, кои никогда не живали здесь…