Свет вчерашний

Я рассказала, что его стихотворение «Белорусским партизанам», созданное в грозную осень сорок первого года, стало широко известным. Мне доводилось слышать его в артистическом исполнении по радио, с эстрады, слышала я и как читали его наши раненые бойцы в госпитале.

— Бойцы? — живо переспросил он. — Расскажите, очень прошу, как это было?

Я рассказала об одном большом госпитале в Свердловске, где мне случалось бывать довольно часто. Тогда вообще многие писатели шефствовали над разными госпиталями, помогали раненым. Работы хватало: читать вслух газеты и книги, писать письма, а то и просто надо было посидеть, поговорить душевно, помочь утишить боль и печаль, послушать рассказы о пережитом и передуманном. Среди выздоравливающих оказалось немало любителей поэзии, которые просто талантливо декламировали наизусть стихи «Белорусским партизанам».

Помня о новых поколениях читателей, которые только по рассказам старших знают о тяжелейших годах Великой Отечественной войны, хочу привести несколько строк этого страстного, боевого стихотворения Янки Купалы в переводе Мих. Голодного.

Партизаны, партизаны,
Белорусские сыны!
Бейте ворогов поганых,
Режьте свору окаянных,
Свору черных псов войны!
Вас зову я на победу.
Пусть вам светят счастья дни!
Сбейте спесь у людоедов, —
Ваших пуль в лесу отведав,
Потеряют спесь они…

Помнилось мне, как эта воодушевленная декламация иногда сопровождалась хоровым повтором последней из приведенных мной строк, а также и завершающей строфы:

Мы от нечисти очистим
Землю, воду, небеса,
Не увидеть псам-фашистам,
Как цветут под небом чистым
Наши нивы и леса!

Мне казалось в те минуты, рассказывала я Ивану Доминиковичу, что, повторяя эти слова непоколебимой веры в грядущую победу, раненые даже забывали о своей боли и страданиях.

По выражению лица Янки Купалы я видела, что он ясно себе представляет картины созвучных его поэзии дум и чувств его читателей.

— Передайте им всем спасибо от всего сердца! — сказал Купала растроганным голосом и добавил, что эти стихи «сразу пошли по адресу» — к белорусским партизанам.

Кто-то незнакомый мне подошел к Янке Купале и спросил о своей семье, тоже эвакуированной в Казань. Иван Доминикович ответил, что все в знакомой ему семье здоровы и бодры. Когда спрашивавший отошел, Янка Купала заговорил о Казани и о Волге.

— Прекрасная, величавая река… Пейзажи чудесные… а закаты и восходы над этими просторами — красота какая!.. Теплоходы плывут, как гигантские лебеди, — залюбуешься!.. — рассказывал он и вдруг смущенно усмехнулся: — А ты вспоминаешь, например, нашу скромную Свислочь или Птичь… вспомнишь какой-то лесок с болотцем, тропинку в поле… Родные места вспомнишь, где жизнь прошла… ну и…

— Увидите, все увидите, дорогой Иван Доминикович!

Он улыбнулся, чуть-чуть потаенно, будто в ответ каким-то своим заветным, глубинным мыслям, а потом тихо сказал:

— Скорей бы только…

Несколько дней спустя я увидела, что эта мечта: «Скорей бы только!» — всегда жила в душе Янки Купалы вместе с тоской и болью за родную страну.

Москва летом 1942 года была прифронтовым городом. И где бы вы ни находились, суровое, исторически ответственное время всюду напоминало о себе. У нас, в клубе писателей, было необычно людно, шумно, и большинство посетителей были наши военные писатели. Посуровевшие, загоревшие лица, поседевшие волосы. Всего около года прошло, а люди постарели сильнее, чем за десятки лет. Но все-таки это было время уже после великого разгрома вражеских полчищ под Москвой, и уверенность в будущем, внутренняя собранность чувствовалась решительно в каждом человеке.