Свет времени (сборник)

Ах, вот оно, то высшее —

Художник победил.

Из камня, выбрав лишнее, —

Царицу оживил.

Блуждает тихий-тихий

Зелёный огонёк.

Царица Нефертити —

Прозрачный лунный сок,

Египетские звёзды

Три тыщи лет назад,

Тяжёлые, как в гроздья,

Сбитый виноград.

Царица Нефертити, —

Ты всё ещё жива.

И этим, как хотите,

Она во всём права.

Царица Нефертити,

Гения судьба,

Связала звёздной нитью

С вечностью тебя.

А рядом в саркофагах —

Истлевший прах царей,

Мечтавших в лютом страхе

О вечности своей.

Казалось, пирамиды,

Как каменную твердь,

Жизнь сохранят им в плитах,

А сохранили смерть.

И только Нефертити —

Любовь сквозь своды линз,

Люди, сохраните,

Не хороните жизнь.

Цыганка

Часы вокзальные. Над книгою

Сижу к прожектору спиной.

На циферблате стрелка прыгает,

Как лягушонок заводной.

А на полу, в гудящем зале,

Спят цыганята – два клубка,

Как будто бы на одеяло

Их высыпали из мешка.

И тут же рядом на мешке —

Цыганка белая, седая,

Колода карт в её руке —

Иди, мой милый, погадаю!

Никто не верит ей давно —

Не колдовством, а тленом веет

От ожерелья – Домино,

Что, как петля, обвило шею.

Цыганка, что ж, поворожи,

Хоть и с пророками я в ссоре,

Но зачастую в слове лжи

И в слове правды тот же корень.

Так что пророчь, мне всё с руки,

Лишь об одном прошу с опаской —

Красиво лги, красиво лги,

Должна красивою быть сказка.

Любви побольше напророчь —

Судьбою я не избалован.

Любви, любви! В такую ночь

Реально в мире только слово.

Цыганка больше двух часов

Мне так красиво ворожила,

Но умолчала про любовь —

Любовь, мой милый, я забыла.

И в этой правде неуютной

Был слышен крик немой тоски,

А за окном, как будто в юность,

На юг неслись товарняки.

«Шептались люди: это ж надо…»

Шептались люди: это ж надо,

Зачем себя он порешил?

А месяц красный возле хаты

Багрянец в окна порошил.

Осина всё не выпрямлялась.

Лежало тело на траве,

Кусочек незасохшей глины

Зиял на мятом рукаве.

В созвездьях дальних, синих, вечных

Блуждал огнями самолёт,

И раскалённою картечью

На землю падал спелый глёд.

И только он, самоубийца,

Был безучастен ко всему,

Как будто там… такое снится,

Что не до этого ему.

А все над ним… так убеждённо:

Любить-то можно, но не так!

И некто трижды разведённый

Сказал, что умерший – дурак.

«Мой друг сорвал нашивки капитана…»