Возможно, он прав. Я сделала большой глоток из бокала, чуть поморщилась от обжигающей крепости напитка, после чего допила все залпом. Приятное тепло тут же растеклось по всему телу, расслабляя мышцы и притупляя страх.
— Все готово, — оповестил меня Власов, выставляя на барную стойку, заменявшую кухонный стол, тарелку с жареным мясом и салатницу с нарезанными овощами.
Усевшись на высокий стул, я подвинула к себе блюдо, вдохнула соблазнительный аромат каких-то специй и все-таки отрезала один кусочек мяса, отправляя его в рот.
— Вкусно, — отстраненно похвалила я: несмотря на привлекательный вид пищи, аппетит так и не вернулся ко мне.
По усмешке, которая тут же коснулась губ Власова, было видно, что он прекрасно понимал, что я говорю не совсем искренне. Почему-то эта вполне себе безобидная улыбка вывела меня из себя, и я, отложив вилку, довольно резко поинтересовалась:
— Так вы мне расскажите, куда и зачем забрали Никиту?..
— То есть, судьба телохранителя волнует вас больше, чем своя? — не дрогнув ни одним мускулом на лице, задал он встречный вопрос.
«Моя судьба теперь неразделима с его», — так и подмывало ответить мне, но я продолжала выжидательно смотреть на Власова.
— Давайте о Берникове поговорим чуть позже, — с протяжным вздохом отозвался наконец тот. — А пока… покажите мне ваш сигнум. Я так полагаю, вы уже кое-что знаете о нем?..
— В общих чертах, — я закатала рукав халата, оголяя правое запястье.
Сигнум за это время никуда не исчез, но теперь не выглядел так ужасающе, как в последний раз: чернота, перешедшая ко мне от Никиты, словно отступила, оставив после себя лишь редкие размытые пятна на перламутрово-белом фоне.
— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул Власов, рассматривая мою руку. — Я боялся, что все будет обстоять куда хуже…
— Откуда это у меня? — я вновь принялась сверлить глазами своего собеседника. — Почему этот ваш сигнум у меня появился?..
— Потому что он должен быть у всех адьюторов, — Власов спокойно выдержал мой взгляд. — Кем так же являетесь и вы, Анна Геннадьевна…
— И каким же адъютором я являюсь? — с напором продолжала я. — Света или Тьмы?..
— Полагаю, что все-таки Света, — усмехнулся он. — Хотя у Тьмы шансы были не меньше…
Я вопросительно вздернула одну бровь, ожидая продолжения. Но Власов молча поднялся, прошествовал вглубь квартиры и, взяв с журнального столика увесистую папку, вернулся ко мне. Оттуда извлек какую-то фотографию и положил ее передо мной:
— Узнаете? — спросил он.
Моих родителей не стало, когда я была еще младенцем, поэтому я их совсем не помнила, а фото с ними — затертых и потрепанных — у бабушки было всего несколько штук. Но человека, смотревшего на меня с этой фотографии, я узнала сразу.
— Это мой отец, — ошеломленно ответила я.
Власов кивнул:
— Скрябин Геннадий Сергеевич. Высший Светлый адъютор, профессор и преподаватель Университета при Управлении Света. А это… — рядом с первой фотографией легла вторая.
— Мама… — тут же вырвалось у меня.
— Андреева Татьяна Витальевна. Адъютор Тьмы… Секретарь Департамента Сотрудничества Света и Тьмы…
Адъютор Тьмы?.. Я не ослышалась? Моя мама — Темная?..
— Они преступили Закон, позволив своим чувствам взять вверх… — голос Власов понизился, хотя по-прежнему оставался бесстрастным. — Эта запретная любовь стоила им многого… Их судили, и на Суде…
— Я знаю, — перебила я его, закрывая лицо руками. — Знаю…
Правда навалилась на меня снежным комом, опаляя холодом все нутро. Любовь Светлого и Темного… Эту историю я уже слышала от Никиты. Только даже не могла подумать, что она про моих родителей. Нет, таких совпадений не бывает…
— Знаете? — Власов подозрительно прищурился.
— Их судили… И каждый из них, не сговариваясь, решил перейти на противоположную сторону… — глухо проговорила я. — Я слышала эту историю… Но не предполагала, что она о моих родителях… Что с ними произошло дальше?..
— Ваш отец через несколько месяцев стал Темным, его отправили работать в…
— Школу, — нетерпеливо перебила его я. — А мама, что с мамой?..
— Ваша мама… Почти сразу стало известно, что она беременна… Это была шокирующая новость, как для Тьмы, так и Света… Никто и никогда еще не сталкивались с подобной проблемой. Всех беспокоил вопрос, каким родится ребенок. И когда он… То есть вы, Анна, родились… — Власов глянул на меня исподлобья, будто ожидая реакции на свои слова, но, видя, что я молчу, закончил: — Оказалось, что ваш сигнум не имеет никакого цвета, как у нейтралов… Однако никто не сомневался, что рано или поздно он пробудится… Но ребенку оставаться в межзоне, где до сих пор пребывала ваша осужденная мать, было нельзя, и вас от нее забрали… А потом отдали на воспитание вашей бабушке…
— Бабуля тоже была Темной? — очередной раз изумилась я.