Свет всему свету

— Не нужно забывать, что приказ и убеждение всегда усиливают друг друга.

— Что же, уговаривать нерадивых?

— Нет, требовать и убеждать.

В дверь резко постучали, и через порог порывисто шагнул майор Костров, командир первого батальона. Возле его черных висков заметно бились жилки, он возбужденно раскраснелся.

— Разорили, вконец разорили, товарищ майор, — одним духом выпалил комбат.

Жаров недоуменно пожал плечами.

— Якорева забрали, Соколова с Зубцом тоже... — расстроенно перечислял Костров. — Семерых самых лучших выхватили. С кем воевать остается?

— Не шуми, комбат, садись, выпей чаю.

— Какой чай, если тебя, как белку...

— Перестаньте, Костров!.. — оборвал Жаров офицера.

— Ведь не для себя же я.

— А Жаров для себя? Березин для себя?

— Разве я говорю?

— Не говорите, так думаете. Пусть, дескать, другие дадут, а я не хочу: мне с этими легче.

Надув губы, Костров умолк.

— Садись, Аника-воин, — уже другим тоном предложил Жаров. — Ведь и Якорев, и Соколов с Зубцом, и все остальные — опытные разведчики.

— Я же в интересах батальона, — пытался оправдаться комбат.

— А я в интересах полка!

— Виноват, — опустил руки по швам Костров.

— То-то, — смягчился Жаров, отпуская командира.

Березин с досадой и сожалением поглядел вслед комбату. Прямо закоренелый собственник. Не батальон, а удельная вотчина. Что ж, придется держать его на прицеле.

— Опасная болезнь! — ответил Андрей на немой взгляд Березина. — И, как всякую, лучше не запускать.

После обеда штаб полка собрал комбатов, чтобы ознакомить их с последней армейской сводкой. Склонившись над картой Румынии, офицеры вглядывались в ее леса и горы, в холмистые равнины, испещренные жилками беспокойных рек и тонкой паутиной незнакомых дорог. Скоро им шагать по этим дорогам, пробиваться с боями. Жаров исподволь присматривался к командирам. У Кострова лицо замкнуто. У Думбадзе оно разгорячено, даже азартно. У Черезова — серьезно и спокойно. Андрею все нравилось в них: и самоуверенность Кострова, и порывистость Думбадзе, и выдержка Черезова. С такими людьми только и воевать по-гвардейски!

Андрей встал из-за стола и прошел к окну. Утром отсюда хорошо был виден Прут, его правый берег, где беспорядочно раскинулось румынское местечко. Теперь же все затянуто белой непроницаемой мглой.

— Ух и завируха! — вздохнул Черезов.

— Хоть трудности и безмерны... — начал было Жаров.

— Чего бояться, — перебил его Костров, — подумаешь, полюс трудностей! Не такое видели. — Слово «полюс» у него одно из любимых.

Жаров обернулся, пытливо взглянул на комбата:

— Бояться, конечно, нечего, а видеть трудности нужно.

— С того берега они станут виднее, — снова не сдержался комбат.

И в словах, и в том, как они были сказаны, Жаров почувствовал вызов. Ему вспомнилось, как позавчера Костров представлял батальон. Все делал как бы нехотя, держался подчеркнуто независимо. В нем ощущалось невысказанное сопротивление, скрытый протест.

— Перестаньте, Костров, — тихо сказал Жаров. — Офицер не мальчишка. Прежде чем сказать, ему подумать должно.

Черезов и Думбадзе смущенно переглянулись. А Жаров продолжал:

— Бессмысленные возражения не делают чести офицеру. Да и тон ваш совершенно недопустим.

— Виноват.

Отпустив офицера, Андрей задумался. Что же все-таки с Костровым? Не съедает ли его обида, амбиция, зависть? Или виной всему их прошлое?

Как ни верти, а счеты у них давние. Еще с начала войны. Жаров командовал тогда взводом, Костров — ротой. Защищая ключевую высоту, взвод Жарова израсходовал все боеприпасы и в горячке боя откатился. Командир роты рассвирепел и готов был расстрелять Андрея. Даже пистолет выхватил. Не подоспей командир полка, так бы и случилось. Но тот разобрался, вступился за молодого офицера. А Кострову, наоборот, сделал внушение — почему проглядел, не обеспечил взвод боеприпасами. С тех пор Костров поедом ел Андрея. Мстительно следил за ним и не прощал любого промаха. К счастью, вскоре они расстались надолго и воевали потом в разных частях. И вот встреча.

Видно, то прошлое и мешает им трезво глядеть друг на друга. А нужно быть выше личных симпатий и антипатий...

Принесли радиограмму. Жарова вызывали к комдиву. Едва он собрался, как прибыл Моисеев, наглухо закутанный заснеженной плащ-палаткой, и, запыхавшись, доложил, что кухни и обозы прибыли.

— Наконец-то! — обрадовался Жаров и приказал готовить тылы к новому маршу: — На рассвете форсируем Прут!..

— Эх, кони мои, кони!.. — уходя, вздохнул Моисеев.

— Хозяйственник он неплохой, — отметил Березин.

— А к дисциплине не приучен, — возразил Андрей. — Главное у него — кони с машинами, а людей не видит.

— Что ж, будем приучать.

3

До командного пункта генерала Виногорова Жаров добрался с трудом. Без Валимовского, который вырос в этих местах и знает каждую тропку, пришлось бы немало поблуждать по улицам и переулкам молдавского местечка. Пурга слепила глаза, перехватывала дыхание.