Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

В то время в Париже требовалось, чтобы русские регистрировались у Юрия Жеребкова, молодого эмигранта из так называемой казачьей аристократии, недавно назначенного оккупационными властями на пост начальника Управления делами русской эмиграции во Франции. Управление это реквизировало большой дом в одном из лучших кварталов Парижа, завело обширное делопроизводство и приступило к регистрации эмигрантов со строгой проверкой их «арийского происхождения».

В русском Париже знали, что Жеребков был до войны профессиональным танцором и что он близок к генералу Краснову. Также рассказывали, что карьеру он сделал «по особой линии», крепко удерживавшейся в эсэсовском руководстве: бывший танцор обслуживал фашистов «нетрадиционной ориентации».

«Жеребков был активным сотрудником гестапо, издавал гнуснейшую газетку на русском языке, выдавал справки о личности», – с презрением рассказывали о нем эмигранты. Чтобы получить удостоверение, необходимо было представить в управление целый ряд документов: собственную метрику, метрики родителей, свидетельство о крещении, эмигрантский паспорт и так далее. Некоторым читателям это может напомнить посещение российских отделов социальной поддержки, если кто, не дай бог, туда обращался…

Мать Мария и отец Димитрий были в числе тех, кто относились с очевидным пренебрежением к жеребковским требованиям. Игнорируя их, они постоянно подвергались риску ареста со стороны гестапо: ведь Жеребков то и дело угрожал, что эмигранты, «которые должным образом не зарегистрированы… будут находиться на положении граждан СССР».

К сожалению, холуев хватает во все времена. Выжить, выжить любой ценой, при любой власти – быть на виду, при верхах, участвовать и значиться, получить от действующей власти все возможные блага, а потом, при смене режима, прилюдно сжечь партийный билет и объявить себя самым настоящим демократом, – это ли нам не знакомо? Процветали подобные личности и при нацистах: шли по трупам в буквальном смысле слова, продавали и предавали своих, лишь бы как-то выжить, иметь кусок хлеба с маслом здесь, сейчас, в данный момент. Никакими идейными соображениями, которые ныне модно привязывать за уши при упоминании о подобных антигероях Истории, такое поведение вызвано не было.

Чего стоит хотя бы следующий факт. На организованном им же эмигрантском собрании, проходившем 22 ноября 1941 года, Жеребков, нервно расхаживая своей развинченной походкой по эстраде и то и дело обмахивая платочком нарумяненное лицо, заявил оторопевшей аудитории:

– Вам всем надлежит понять раз и навсегда, что строить новую Россию будете не вы, а германский солдат, который своей кровью смывает с чела нашей родины печать красной звезды!

Стоит ли говорить, что мать Мария не переносила ни жеребковцев, ни их покровителей! Гитлеровскую Германию она считала великой отравительницей «всех европейских источников и колодцев». Она не хотела быть связанной с оккупационными властями даже косвенно.

В столовую на рю Лурмель не раз являлись чиновники и вывешивали объявления, изданные властями: приглашение французам ехать на работу в Германию. Мать Мария бесстрашно срывала их со стен.