В марте 1932 года с согласия Даниила Ермолаевича митрополит дал Е. Ю. Скобцовой церковный развод. Гражданского развода они, кстати, не добивались и юридически, по французским законам, до конца своих дней оставались супругами…
16 марта 1932 года в храме Свято-Сергиевского подворья при Парижском богословском институте Елизавета Скобцова приняла монашеский постриг.
Как писал о ней отец Сергий Гаккель, «Елизавета Юрьевна Скобцова отложила мирское одеяние, облеклась в простую белую власяницу, спустилась по темной лестнице с хоров Свято-Сергиевского храма и распростерлась крестообразно на полу». Отныне ее звали матерью Марией, в честь святой Марии Египетской… Обряд проводил сам митрополит Евлогий, который напутствовал новую монахиню:
– Как та ушла в пустыню к диким зверям, так и тебя посылаю в мир к людям, часто злым и грубым.
В рубаху белую одета…
О, внутренний мой человек.
Сейчас еще Елизавета,
А завтра буду – имя рек…
О том, что к своему духовному подвигу Елизавета Юрьевна готовилась давно, свидетельствовала написанная ею икона преподобной Марии Египетской. Эта святая, по преданию, в молодости была блудницей; присоединившись к паломникам, шедшим в Иерусалим, она обратилась к христианской вере и сорок семь лет прожила в покаянии в пустыне за Иорданом, прославив себя суровой аскезой. «Стояние Марии Египетской» – такое название носит покаянная служба во время Великого поста.
О своих ощущениях во время обряда новая монахиня чуть позже рассказывала:
– Вот католики заимствовали для пострига всю символику таинства бракосочетания: подвенечное платье, флердоранж, вуаль, обручальное кольцо – невеста Христа, Возлюбленного Жениха. У нас, хоть и называют инокиню Христовой невестой, не на этом ударение. Когда я пала ниц, а хор запел «в объятия Отча»… Тут в православии не невеста, а блудный сын, вернувшийся к Отцу, все ему простившему, и начало новой жизни. Нет-нет, это глубже символики бракосочетания, и так созвучно нашей русской душе это примирение с Богом, это возвращение к нему…
После пострига мать Мария провела положенные трое суток в полном одиночестве в храме Сергиевского подворья, в тихой светлой келье, где она могла спокойно молиться и готовиться к своему монашескому подвигу. От первоначального своего намерения принять тайный постриг она незаметно для себя отказалась. За трое суток одинокого бдения под сводами Свято-Сергиевского храма мать Мария пришла к убеждению, что постриг свой скрывать не может, что с монашеским одеянием ей уже не расстаться. О «блудной» же интеллигентке она просила всех забыть:Все забытые мои тетради,
Все статьи, стихи бросайте в печь.
Не затейте только, Бога ради,
Старый облик мой в сердцах беречь.
Не хочу я быть воспоминаньем, —
Буду вам в грядущее призыв.
Этим вот спокойным завещаньем
Совершу с прошедшим мой разрыв.
Одна из знакомых матери Марии, Татьяна Манухина, которая впоследствии оставит о ней интереснейшие воспоминания, виделась с ней вскоре после пострига и зримо описала эту встречу:
…четки в руках вместо папиросы, добродушные, «бабушкины» стальные очки вместо беспокойно взлетающего на переносицу пенсне… Но то же веселое лицо, та же умная улыбка, и по-прежнему разговорчива, бодра и оживленна. Однако есть что-то иное, новое… Гармония спокойной силы в манере себя держать вместо былой, несколько суетливой бурности. Явно она нашла для души своей соразмерную ей форму, и потому казалась гармоничной и устроенной.