Долгие скитания Скобцовых завершились в самом начале 1924 года, когда семья перебралась в Париж. Франция встретила беженцев несколько приветливее, чем предыдущие страны, хотя это обстоятельство не означало конца их бедственного положения: ни благополучия, ни достатка это не прибавило. Скобцовы влились в десятки тысяч русских эмигрантов – часто голодных, без права на работу, без специальности, наводнивших в те годы Францию и Германию. Приходилось как-то выживать, чтобы кормить детей и уже немолодую Софью Борисовну.
Во Франции социальная защита и помощь неимущим, а тем более эмигрантам, только-только начинали обретать конкретные очертания. Правда, существовало страховое обеспечение по болезням, но его могли позволить себе люди работающие и откладывающие деньги на «черный день». Безработные, люди без дипломов и профессий не могли рассчитывать на социальную помощь от государства. Представители первой русской эмиграции могли занять место только среди наименее квалифицированной части пролетариата, что и произошло почти со всеми слоями русского общества. Более того, по сравнению с французским рабочим русский эмигрант никогда не был уверен в завтрашнем дне: при малейшем промышленном кризисе предприятия он увольнялся в числе первых. Разумеется, многие из русских эмигрантов первой волны все-таки обладали специальностями и общественно-политическим положением в России, но все это, к сожалению, не переносилось автоматически на Запад. Приходилось все начинать с нуля, проходя через унижения и нищету.
Даниил Ермолаевич Скобцов не проявил оригинальности в выборе профессии: он выучился водить автомобиль и стал шофером такси. Зато таким образом для семьи был обеспечен регулярный доход – от 40 до 50 франков в день.
Его жена тоже не бездействовала. Зарабатывая на жизнь благодаря своим умелым и ловким рукам, она навсегда испортила и без того близорукие глаза, выполняя заказы по шитью и изготовлению кукол. Занималась и техникой росписи по ткани, но этим делом оказалось «охвачено» в то время много русских дам, которые, как и Елизавета Юрьевна, обладали художественными способностями и сильно нуждались на чужбине. Затем появилась возможность получать заказы на вышивки и разнообразное рукоделие. Правда, плата за кропотливый труд была совсем мизерной. А главное, после большого переутомления в этот сложный период Елизавета Юрьевна уже практически никогда не могла обходиться без очков.
Т. П. Милютина, жившая в Париже в 1930–1933 годах, вспоминала о художественном даре Елизаветы Скобцовой. Среди других русских девушек она отдыхала летом в 1931 году в молодежном лагере «Русского студенческого христианского движения» на побережье Бискайского залива неподалеку от Бордо. На отдыхе к ним присоединилась Елизавета Юрьевна. По лагерному распорядку утром девушки отправлялись на пляж, а после обеда, в тихий час, часто просили Елизавету Юрьевну побеседовать с ними. Даже самые легкомысленные и равнодушные не могли не слушать ее: она всегда говорила со страстным напором, убежденно и искренне. Такие беседы проводились на живописной лужайке, окруженной цветущим вереском и соснами. Под лучами ласкового солнца девушки вязали, а Елизавета Юрьевна вела беседу и вышивала: