Сердце разрывалось от воспоминаний о разворованном и сожженном Шахматове. В роковой 1921 год скандал в доме поэта следовал за скандалом: Любовь Дмитриевна все больше не ладила с матерью Александра Александровича, заставляла ее ходить на барахолку продавать вещи. Та же, обиженная за сына, никак не могла смириться с бесконечными «увлечениями» невестки, с ее очередным романом, на сей раз – с актером Жоржем Дельвари: «С цепи она сорвалась буквально. Страшно ей жить хочется».
Блоку жить уже не хотелось.
С мая 1921 года поэт начал подводить печальный итог своей жизни. В последний раз отправился на прогулку с женой по любимым местам Петрограда. Разобрал свой архив, что-то сжег, что-то выбросил, что-то раздарил. Александр Александрович понимал, что дни его сочтены: постоянно держится высокая температура, мучают слабость и сильные боли в мышцах, бессонница… Странная болезнь, так и не определенная врачами, душила его, худоба сделала неузнаваемым, сердце разрывалось от боли, по телу пошла водянка. Как не хватало рядом кого-то близкого, одним лишь своим присутствием способного утишить эти страдания! К сожалению, такого человека рядом с поэтом не существовало…
«Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди», – последний раз записал Александр Александрович в дневнике 18 июня 1921 года. В воскресенье 8 августа Любовь Дмитриевна, Прекрасная Дама его юношеских стихов, закрыла поэту глаза…
Хоронил его весь Петербург. Но среди огромной толпы народа не было той, кому посвятил он известное свое стихотворение:
Здесь, на чужой земле, узнала Елизавета Юрьевна о кончине Блока. По свидетельству ее матери, горе ее было беспредельным.
Прихожу к нищете и бездолью,
Всю прошедши дорогу греха;
Помнить мертвенный лик Жениха
Я могу только с тайною болью.
Как несутся года надо мною;
Сколько минуло горестных встреч:
Как могла я твой облик сберечь,
Приближаясь навеки к покою.
И забыв имена и обличья
Всех, кто некогда мною владел,
С тайной болью я вижу предел,
Где твое воссияло Величье.
О ком писала поэтесса в этом стихотворении? Думается, что о Блоке.
Нет, она никогда не забудет поэта, что бы ни происходило в ее судьбе. Даже тогда, когда примет постриг и станет православной монахиней… Литературовед К. В. Мочульский уже после Второй мировой войны вспоминал свой разговор с матерью Марией, происходивший весной 1933 года во время их прогулки по ночному Парижу.
– Когда я была девочкой, – говорила она, – я убегала из дому и долго, до поздней ночи, бродила над морем. У нас в Анапе высокие откосы, густая трава, внизу скалы и прибой. Вы знаете наше Черноморское побережье? Как я его люблю! Осенью задует норд-ост, рвет волосы, свистит в ушах. Хорошо! Я и теперь больше всего люблю ветер. Помните, у Блока:
Ветер, ветер
На всем божьем свете…
Мать Мария задумчиво замолчала…