Свет золотой луны

Гаврилов продолжал бороться со своим противником, который, обхватив одной рукой за шею Гаврилова, другой пытался дотянуться до пистолета. Гаврилов, изловчившись, вцепился в руку зубами и сумел освободиться от смертельных объятий. Он отпрянул от боевика, чтобы бежать, но тот успел выстрелить из пистолета, и левую руку Гаврилова обожгла острая боль. Продолжая бежать, он схватился за руку и почувствовал мокрый рукав куртки. Зажимая рану рукой, он бежал в сторону, указанную Хамзатом.

Его догнал Патриев, у которого в руках был автомат, отнятый у чеченца.

— Держись, Толик, — крикнул он и, развернувшись, выпустил из автомата длинную очередь в преследователей.

Сергей вначале растерялся, но потом тоже кинулся вслед за всеми. Дорогу ему перегородил Аслан и нанес оглушающий удар прикладом автомата по голове. Сергей на некоторое время потерял сознание. Аслан, довольный своим удачным нападением, хищно оглянулся по сторонам, ища следующую жертву.

В это время автомат у него был выбит из рук большой сучковатой палкой почти в толщину руки. Следующий удар пришелся бы ему по голове, если бы он вовремя не увернулся. И удар палки угодил ему в плечо, переломав ключицу. Но вместе с ключицей переломалась и палка.

— Предатель! — взвыл диким голосом Аслан, с ненавистью глядя на Хамзата, стоящего с обломком палки в руке.

Левая рука Аслана висела плетью, но правой он молниеносно выхватил из напоясного чехла нож и метнул его в Хамзата. Нож угодил в низ живота и вошел почти по рукоятку. Хамзат застонал от боли, схватившись обеими руками за рукоятку ножа. Но когда Аслан с победным рыком кинулся на него, Хамзат, скрипя зубами, выдернул из своего тела нож. Аслан упал к ногам Хамзата, пронзенный собственным ножом прямо в сердце.

В это время очнулся от удара Сергей.

— Бежим, — прохрипел ему Хамзат.

Он подобрал валявшийся автомат и, прихрамывая, устремился вслед за своими. Сергей последовал за ним. Их отход прикрывали короткими очередями из автоматов двое племянников Хамзата и Патриев. Гаврилов отстреливался из пистолета.

Все вместе они стали отступать в заросли. Но в это время был ранен один из племянников Хамзата. Передвигаться он не мог, и его тащил Сергей с другим чеченцем.

— Дела наши, как говорят русские, кранты, — сказал с иронией в голосе Хамзат. — Здесь узкое место. Удобно их задержать, пока другие будут отходить. Надо кому-то остаться для прикрытия остальных.

— Я останусь, — сразу же сказал Гаврилов.

Но ему тут же возразил Сергей:

— Вы хоть сержант, но все-таки в запасе, а мое дело воинское.

— Хватит тут благородных играть, — оборвал их Патриев, — Толика жена с детьми дома ждет, тебя, служивый, мать, а у меня никого, детдомовский, я и останусь. — И он тут же решительно залег и стал стрелять в подползавших преследователей.

Гаврилов потрепал его по плечу:

— Прощай, Михаил, и прости, брат.

— Давай, Толик, чеши быстрей да свечку за меня поставь, как вернешься...

*  *  *

Они уже успели отойти довольно-таки далеко, а звуки перестрелки все продолжались.

— Давай, держись, Мишка, держись, брат. Задай им, гадам, перца.

Раздались два гранатных взрыва, и выстрелы смолкли.

— Вот и всё, — задумчиво сказал Гаврилов, — теперь наша очередь.

— Не хорони себя раньше времени. Пещерка моя уже рядом.

Показался знакомый склон. Сперва спустили Сергея, чтобы он принял раненого чеченца, которого спустили привязанного на веревках. Затем Гаврилова и Джанаралиева.

Хамзат, прежде чем спуститься, сказал что-то племяннику. Тот поднял веревки и спрятал их. Замел за собой следы и, юркнув в кусты, скрылся ему одному ведомыми тропами. Притаившиеся в пещере беглецы вскоре услышали шум погони.

Над их пещерою о чем-то кричали боевики на арабском и чеченском языках. Хамзат улыбался, превозмогая боль в паху.

— Не поймут, — шепнул он Гаврилову, — куда мы подевались. Тут им нас не найти. Главное, чтобы Хусейн привел вовремя помощь.

Когда голоса смолкли, беглецы стали промывать раны и разрывать рубахи для бинтов.

Вечером, когда Сергей уже спал сном беззаботной юности, друзья сидели на краю ущелья и тихо переговаривались, освещаемые спокойным светом луны.

— Тебе повезло, Толик, у тебя рана навылет и кость не задета.

— А у тебя? — с беспокойством посматривая на бледного Хамзата, спросил Гаврилов.

— А мне, по всей видимости, каюк, — как-то спокойно ответил Хамзат, — видишь, кровь уже не идет, скоро начнется воспаление. Нам с Муратом не дождаться помощи, — посмотрел он с сожалением на племянника.

— Ну что ты, Хамзат, говоришь? Как ты можешь не надеяться? Ведь надежда умирает последней.

— Надеюсь, конечно, как и всякий живой человек. Просто я знаю эти раны. Да честно тебе признаюсь, мне как-то скучно на земле без моей Наташи. Отняла у меня эта проклятая война самое дорогое. Порой мне кажется, что люди воюют потому, что не могут по-настоящему любить. Тот, кто любит по-настоящему, уже не может ненавидеть других людей.

Ты думаешь, я пошел воевать, чтобы за жену и детей мстить? Кому мстить? Всему русскому народу мстить? Но ведь моя жена тоже русская. Значит, ей мстить, той, которую любишь больше жизни.