Свет золотой луны

Крупные слезы текли из глаз Петра и терялись бесследно в густой, темной с проседью бороде. Наконец он встал и стал пробираться к реке. Выйдя из камыша, он остановился, стал присматриваться и прислушиваться. Яркий месяц и крупные январские звезды освещали мягким голубым светом серебристую гладь замерзшей реки. Вырубленный крест уже успел затянуться тонким ледком, припорошенным снегом, только в его основании зияла темная прорубь около метра в диаметре. Около проруби копошились люди. Петр пригляделся и увидел двух красноармейцев в длинных шинелях, держащих голого человека со связанными руками, а рядом на принесенной коряге сидел еще один, в овчинном тулупе, и попыхивал папироской. Человек в тулупе махнул рукой, и двое красноармейцев стали за веревки опускать голого чело века, в котором Петр узнал Степку.

– Ах ты! – вырвался у Петра возглас удивления и ужаса.

56

Около проруби на принесенной с берега коряге сидел Коган. Он зябко кутался в тулуп. Перед ним стоял раздетый Степан со связанными руками. С головы юноши стекала вода. По бокам, поддерживая его, стояли Брюханов и Зубов. Коган махнул рукой, и красноармейцы вновь стали медленно на веревках опускать Степана в прорубь. Подержав немного в воде, они, снова вытащив, поставили Степана перед Коганом.

– Ну, будешь отрекаться сейчас или тебе еще не хватает аргументов? Так вот они. – И Коган указал рукой на прорубь.

Степана трясла мелкая дрожь. Но он, кое-как совладав с собой, отрицательно замотал головой.

– Да что мы с ним возимся? Товарищ комиссар, – нудно-просительным голосом заскулил Зубов. – Под лед его на корм рыбам, и всех делов.

– Нельзя под лед, Зубов, нельзя, – Коган поднял указательный палец вверх, – людей надо перевоспитывать, иногда и такими методами.

– Да хрен перевоспитаешь этих фанатиков, только мерзнем тут из-за них, – зло проговорил Брюханов и заорал на Степана: – Ты че, гад ползучий, контра, издеваешься над нами?! – При этих словах он с размаху ударил Степана в лицо кулаком, у того пошла кровь из носа.

– Господи, – негромко сказал Степан, – прости им, не ведают, что творят.

– Чего? Чего он там лопочет? Не слышу, – наклонил к Степану ухо Зубов.

– Это он у тебя прощения просит, – засмеялся Коган, – за то, что издевается над тобой. Так что ты уж, Зубов, прости его, пожалуйста.

57

Холодная пропасть в душе отца Петра при виде Степана стала заполняться горячей жалостью к страдальцу.

Хотелось бежать к нему, что-то делать, как-то помочь. Но что он может против троих вооруженных людей? Безысходное отчаянье заполнило сердце отца Петра.

Петр обхватил голову руками и тихо заскулил, словно пес бездомный, а потом нечеловеческий крик, скорее похожий на вой, вырвался у него из груди, унося к небу великую скорбь за Степана, за матушку и детей, за себя и за всех гонимых страдальцев земли Русской. Этот вой был настолько ужасен, что вряд ли какой дикий зверь мог бы вы разить голосом столько печали и отчаянья.

Мучители вздрогнули и в замешательстве повернулись к берегу, Коган выхватил револьвер, Брюханов передернул затвор винтовки. Вслед за воем раздался вопль:

– Ироды проклятые, отпустите его, отпустите безвинную душу.

Тут красноармейцы разглядели возле камышей отца Петра.

– Фу, гадина, как напугал, – облегченно вздохнул Зубов и тут же зло заорал: – Ну погоди, поповская рожа, – и устремился к Петру.

Брюханов, схватив винтовку, побежал в обход, стараясь отрезать Петру путь к отступлению. Отец Петр побежал на лед, но, поскользнувшись, упал, тут же вскочил и кинулся сначала вправо и чуть не наткнулся на Зубова, развернулся влево – а там Брюханов. Тогда отец Петр заметался, как затравленный зверь, это рассмешило преследователей. Зубов весело закричал:

– Ату его!

И, покатываясь со смеху, они остановились. Зубов, выхватил нож и поигрывая им, стал медленно надвигаться на отца Петра. Тот стоял в оцепенении.

– Сейчас мы тебя, товарищ попик, покромсаем на мелкие кусочки и пошлем их твоей попадье на поминки.

Отцу Петру вдруг пришла неожиданно отчаянная мысль. Он резко развернулся и что есть силы рванул ко второй проруби, о которой преследователи ничего не подозревали, она уже затянулась корочкой льда и была присыпана снежком. Не ожидая такой прыти от батюшки, Зубов с Брюхановым недоуменно переглянулись и бросились следом. Тонкий лед с хрустом проломился под отцом Петром, и уже в следующее мгновение Зубов оказался рядом с ним в темной холодной воде. Брюханов сумел погасить скорость движения, воткнув штык в лед, но, упав на лед, его тело по инерции продолжало скользить до самого края проруби. Зубов, вынырнув из воды с выпученными от страха глазами, схватился за край проруби и заверещал что было сил:

– Тону, тону, спасите! Брюханов, руку, дай руку, Бога ради!