Светящийся

— Я в разводе с 1964-го года, — объяснил Хэллоранн терпеливо.

— Дик, ты же знаешь положение дел у нас в конце недели. Все места заказаны, даже дешевые. Возьми мои часы, бумажник, пенсию, даже жену в придачу, если не боишься острых костяшек, но только не проси отпуска. Что с мальчиком, приболел?

— Да, сэр, — Хэллоранн представил себе картину, как он стоит, комкая в руках матерчатую шляпу и закатывая под лоб белки глаз — так, как бывало когда-то с его далекими предками-рабами. — Его пристрелили.

— Пристрелили? — эхом повторил Квимс и кинул «Кент» в пепельницу с эмблемой Административной школы, которую он окончил.

— Да, сэр, — мрачно изрек Хэллоранн.

— На охоте? — осведомился Квимс.

— Нет, сэр, — сказал Хэллоранн, понижая голос до хриплого шепота. — Яна жила с этим шофером грузовика. Белым. Он выстрелил в сына. Сейчас тот лежит в госпитале. В Колорадо. При смерти.

— Откуда, черт побери, тебе это стало известно? Я-то считал, что ты в городе покупаешь овощи.

Хэллоранн вытащил из кармана конверт с завещанием и помахал им перед налитыми кровью глазами управляющего, потом быстро сунул его назад в карман и сказал:

— Яна прислала письмо. Оно лежало в почтовом ящике, когда я вернулся из города.

— Боже, боже мой! — простонал Квимс с озабоченным лицом. Оно выражало сочувствие в той мере, на какое белый человек, лишенный расовых предрассудков, способен, когда речь идет о черномазом и его сыне.

— О’кей, можешь отправляться, — решил Квимс. — На три дня Бедеккер заменит тебя. Ему поможет поваренок.

Упоминание о поваренке заставило Хэллоранна внутренне улыбнуться, хотя он по-прежнему сохранял на лице хмурое выражение — он сомневался, чтобы поваренок мог с первой попытки попасть струей в писсуар.

— Я отказываюсь от платы за текущую неделю, — сказал Хэллоранн, — поскольку понимаю, в какое затруднительное положение вы поставлены, мистер Квимс, сэр.

Квимс поднялся из-за стола с таким видом, словно у него в горле застряла кость.

— Поговорим об этом позже, иди — собирайся.

Они обменялись рукопожатием через стол.

Хэллоранн спустился на первый этаж и там дал волю смеху. Он все еще ухмылялся и вытирал платком слезы, когда плотный, удушающий запах апельсинов ударил ему в нос, а затем последовал удар по мозгам, заставивший его прислониться к стене.

!!! Пожалуйста, приди, Дик, приди быстрее!!!

Когда Дик немного оправился, он поднялся по наружной лестнице к себе в квартиру и наклонился за ключом, лежавшим под дверным ковриком. Из кармашка выпал конверт. Зловеще мелькнуло слово «Завещание». Что это? Предчувствие близкой смерти?

Смерть — на какой-то миг перед его глазами промелькнули картины жизни третьего сына миссис Хэллоранн, но не в исторической последовательности, а в моменты его взлетов и падений. Мартин Лютер Кинг, их лидер, сообщил незадолго до того, как пуля уложила его в могилу мученика, что он «взошел на гору». Дик не мог бы сказать о себе то же самое. Никакой горы, но он достиг солнечного плато после долгих лет борьбы. У него много добрых друзей, нет нужды искать работу с его рекомендациями классного повара. Он примирился со своей черной кожей — и не сетовал на судьбу, ему уже шестьдесят лет, а он еще крепок и не чурается девочек, из тех, которые не отказывают, если их просят.

Стоит ли рисковать жизнью ради трех белых, кого он едва знает?!

Нет, тут он врет. Они крепко подружились с мальчиком, как только могут подружиться люди, съев вместе пуд соли. Он знает мальчика, а тот знает его, потому что у них в головах светят прожекторы, которыми наделила их природа.

(Нет, у тебя только фонарик, а вот у него настоящий прожектор).

* * *

Она поднялась из ванны и потянулась к нему.

Он укладывал в сумку вещи, когда мысль о мертвой женщине пришла ему на память, отчего мороз подрал его по коже. У него кровь стыла в жилах, когда он думал о ней. Потому-то он и старался вспоминать об этом как можно реже.

Горничная — кажется, ее звали Долорес Викерс — впала в истерику. Она поделилась виденным с другими служанками и, что еще хуже, с гостями отеля. Когда слухи дошли до Ульмана, тот, недолго думая, тут же уволил бедняжку. Она пришла к Хэллоранну вся в слезах, но не из-за увольнения, а из-за того, что видела в комнате на третьем этаже. Она зашла в номер 217, чтобы поменять полотенца, сказала она, и нашла миссис Масси мертвой в ванне. Это было, конечно, совершенно немыслимо, потому что ее труп накануне был отправлен самолетом в Нью-Йорк, в багажном отделении, вместо салона первого класса, как она привыкла путешествовать. Хэллоранн недолюбливал Долорес — она была глупа и ленива. Но она обладала небольшим свечением — не больше, чем искоркой.