Светила

– На закате, – отозвался Мэннеринг. – Только смотри приходи либо чуть раньше, либо чуть позже, чтоб мы не всей оравой туда ввалились. Ты обнаружишь, что чертова прорва народу вышла из этой истории с ощущением, что надо искать виноватого.

– Не могу сказать, что «Корона» мне по душе, – пробурчал Клинч под нос. – На стекле, похоже, экономят. Окна фасада надо бы пошире сделать и над крыльцом какой-никакой навес.

– Да ладно, там нас не потревожат, а это главное.

– Да.

Мэннеринг нахлобучил шляпу.

– Кабы меня спросили на прошлой неделе, кто повинен во всем этом сумасбродстве, я бы предположил, что жидюга. Кабы меня спросили вчера, я бы сказал: вдова. Нынче днем я бы ответил: китаезы. А теперь? Так вот, Эдгар, черт меня дери, если я не поставлю на эту шлюху. Попомни мои слова: Анна Уэдерелл знает доподлинно, как деньги оказались в доме Кросби Уэллса, и ей известно в точности, что приключилось с Эмери Стейнзом – Господь упокой его душу, пусть и преждевременно так говорить. Покушение на самоубийство, ничего себе! Траурное платье, скажете тоже! Они с Лидией Уэллс одной веревкой повязаны – и вместе что-то замышляют.

* * *

Су Юншэн и Цю Лун бодро топали по Каньерской дороге к Хокитике, одетые в одинаковые широкополые фетровые шляпы, суконные плащи и парусиновые боты. Сгущались сумерки, температура резко падала, стоячая вода по обочинам меняла цвет с бурого на глянцево-синий. Дорога была почти пустынна: изредка проезжала телега или одинокий всадник поспешал к теплу и свету города, до которого оставалось еще две мили, хотя уже удавалось расслышать рев океана, размеренный и монотонный, и изредка на его фоне – крик какой-нибудь морской птицы, звук тонкий и невесомый, что парил над гулом дождя.

Путники беседовали на кантонском диалекте.

– Нету на «Авроре» никакого золота, – доказывал А-Цю.

– Ты уверен?

– Участок бесплоден. Как будто землю там уже всю перелопатили не единожды.

– Перекопанная земля таит немало сюрпризов, – отвечал А-Су. – Я знаю много тех, кто неплохо зарабатывает на отвалах.

– Ты знаешь много китайцев, которые неплохо зарабатывают на отвалах, – поправил А-Цю. – И то их того гляди изобьют, а то и жизни лишат те, чьи глаза не столь зорки.

– Деньги – тяжкое бремя, – заметил А-Су. Эту пословицу он цитировал на каждом шагу.

– И бедняки ощущают это бремя острее прочих, – подхватил А-Цю. И искоса глянул на собеседника. – У тебя вот торговля тоже в последнее время идет неходко.

– Верно, – безмятежно заметил А-Су.

– Шлюха утратила вкус к куреву.

– Да. Не могу понять почему.

– Может, другого поставщика нашла.

– Может.

– Ты сам в это не веришь.

– Я не знаю, чему верить.

– Ты подозреваешь аптекаря.

– Да, и не его одного.

А-Цю на мгновение задумался и затем проговорил:

– Не думаю, что обнаруженное мною богатство когда-либо принадлежало самой Анне.

– Это вряд ли, – согласился А-Су. – В конце концов, покражи она так и не заметила.

А-Цю вскинул глаза:

– Ты считаешь мой поступок кражей?

– Я не желаю ставить под сомнение твою честь… – начал было А-Су и замялся.

– Но смысл твоих слов идет вразрез с твоим желанием, Су Юншэн.

А-Су понурил голову:

– Прости мне. Я невежествен, и невежество мое сияет ярче моего умысла.

– Даже невежды имеют свое мнение, – проговорил А-Цю. – Ну же, я в твоих глазах – вор?

– Воровство определяется стремлением к скрытности, – наконец неуклюже выразился «шляпник».

– Говоря так, ты ставишь под сомнение не только мою честь!

– Если я сказал неправду, я проглочу свои слова.

– Ты сказал неправду, – отрезал А-Цю. – Если старатель находит на золотом прииске самородок, он о нем не объявляет во всеуслышание. Он прячет добычу и ни словом не упоминает о ней своим сотоварищам. Здесь, на золотых приисках, каждый стремится к скрытности. Лишь глупец трубит о своих находках на каждом шагу. Ты бы поступил точно так же, Су Юншэн, если бы набрел на богатое месторождение.

– Но золото, о котором ты говоришь, найдено не на прииске, – возразил А-Су. – Ты свой клад отыскал в кармане женщины; ты отнял золото у нее, а не подобрал с земли.

– Эта женщина понятия не имела, что носила на себе целое состояние! Она – все равно что старатель, который разбил лагерь у золотоносной реки, но ничего ровным счетом не видит и ни о чем не догадывается.

– Но золото в реке не принадлежит никому, и реке – тем более.

– Ты сам сказал, что золото никак не могло принадлежать Анне!

– Анне – нет, но как насчет прав портного? Что за цель преследовал портной, спрятав такую сумму в складках женского платья?

– Я знать не знаю никакого портного, – горячился А-Цю. – Найдя серебряный пенни, задаемся ли мы вопросом, кто его чеканил? Нет; мы лишь спрашиваем, в чьих руках монета побывала до нас! Я не вор оттого, что подобрал потерянное.

– Потерянное?

– Потерянное, – твердо повторил А-Цю. – На это богатство никто не претендовал. Его украли до меня – и украли после.

– Прощения прошу, – покаялся А-Су. – Я был не прав.