Светила

– Почему вы купили хижину Кросби Уэллса?

Отельер застонал.

– Только не это, – взмолился он. – Давай не будем об этом. Не сегодня.

– Почему?

– Отвали, а? – рявкнул Клинч. – Я нынче не в духе. Не желаю я обсуждать треклятого Кросби Уэллса.

Он внимательно наблюдал за вдовой, что переходила от гостя к гостю. Ее кринолин был так широк, что хозяйка, куда бы она ни направилась, с легкостью раздвигала толпу, оставляя за собою широкий проход.

– У нее жестокое лицо, – отметил Тауфаре.

– Да, – кивнул Клинч. – Мне тоже так кажется.

– Она не друг маори.

– Да уж, полагаю, что ни разу не друг. Равно как и китайцам, как мы сами можем убедиться. Равно как и никому в этой комнате, держу пари. – Клинч осушил бокал. – Я не в духе, мистер Тауфаре, – повторил он. – А когда я не в духе, знаешь, что я люблю делать? Выпить люблю.

– Это хорошо, – кивнул Тауфаре.

Клинч взялся за графин:

– Еще плеснуть?

– Да.

Клинч наполнил оба бокала.

– Как бы то ни было, – проговорил он, ставя графин обратно на буфетную стойку, – апелляцию удовлетворят, сделку купли-продажи объявят недействительной, мне вернут задаток, да и дело с концом. И не будет у меня больше никакой хижины; хижина отойдет к миссис Уэллс.

– Зачем вы ее купили? – гнул свое Тауфаре.

Клинч тяжело выдохнул.

– Так это даже не моя идея была, – промолвил он. – Мне Чарли Фрост подсказал. Купи, говорит, какую-нибудь землю; тогда ни у кого вопросов не возникнет.

Тауфаре молчал, дожидаясь продолжения. И наконец дождался.

– Суть вот в чем, – объяснял Клинч. – Если земля принадлежит тебе самому, никакой лицензии тебе не надо, так? И если ты нашел золотой самородок на своей земле, он твой, верно? В этом и состояла идея – его идея, не моя. Я не мог оттащить платья в банк – не имея лицензии на золотодобычу. Меня бы спросили, откуда этот металл, тут-то я бы и вляпался. А вот если бы у меня собственный участок земли был, тогда никто ничего и спрашивать бы не стал. Понимаешь, я про Джонни Цю ведать не ведал. Думал, все платья золотишком набиты под завязку. Так что я скопил на задаток. Чарли сказал подождать либо имущества умершего лица, либо земельного раздела, либо одно, либо другое, говорит, чтоб уж все чисто было. Так что как только Уэллсов участок выставили на продажу, я его первым делом и купил, подумал… да прям и не знаю. Дураком был. Подумал, может, поселюсь там с… не знаю. И конечно, на следующий же день Анна вернулась из тюрьмы в совсем другом платье, а потом, когда она ушла из гостиницы насовсем, я обнаружил, что остальные платья все уже выпотрошены. Это я кусочки свинца сквозь ткань нащупывал, а вовсе не золото. Весь план провалился, к чертям собачьим. Я остался с земельным участком, который мне ни на что не сдался, без гроша денег, и Анна… ну, про нее ты знаешь.

Тауфаре нахмурился.

– Арахура – священное место, – начал он.

– Да хорошо, хорошо, – отмахнулся Клинч, жестом заставляя его умолкнуть. – Закон есть закон. Если ты хочешь откупить хижину обратно, да на здоровье, но только не со мной тебе надо говорить. А вот с ней.

И оба поглядели через всю комнату на миссис Уэллс.

– Проблема с красивыми женщинами в том, что они всегда знают, что красивы, и оттого нос задирают, – наконец изрек Клинч. – Мне подавай женщину, которая собственной красоты не сознает.

– Это глупая женщина, – пожал плечами Тауфаре.

– Не глупая, – возразил Клинч. – Скромная. Непритязательная.

– Не знаю таких слов.

Клинч взмахнул рукой:

– Говорит мало. О себе не болтает. Знает, когда придержать язык, а когда высказаться.

– Хитрая? – предположил Тауфаре.

– Нет, не хитрая, – покачал головой Клинч. – И не хитрая, и не глупая. Просто – благоразумная и молчаливая. И добродетельная.

– Кто эта женщина? – лукаво осведомился Тауфаре.

– Это ненастоящая женщина, – насупился Клинч. – Ладно, не бери в голову.

– Привет, Эдгар. У тебя минутка найдется? – Сзади незаметно подошел Левенталь.

– Разумеется, – отозвался Клинч. – Прошу меня простить, мистер Тауфаре.

Левенталь, впервые заметив Тауфаре, сощурился.

– Вы, конечно же, побывали на разбитом корабле, – промолвил он. – Что-нибудь узнали?

Тауфаре не любил, когда к нему обращаются снисходительным тоном, как к низшему, и еще не простил Левенталя за давешнюю суровую отповедь.

– Нет, – презрительно бросил он. – Ничего.

– Жаль, – отозвался Левенталь, отворачиваясь.

– Бен, что у тебя на уме? – спросил Клинч, едва они остались одни.

– Боюсь, вопрос мой покажется нескромным, – промолвил Левенталь. – Я насчет Анниного ребенка – насчет того нерожденного младенца.

– Допустим, – настороженно отозвался Клинч.

– Помнишь ту ночь, когда я ее нашел, – после того, как ее избил Карвер?

– Помню, конечно.

– В ту ночь она призналась, что Карвер – отец ребенка.

– Да-да, точно.

– Вот хотел тебя спросить, а ты об этом уже знал или, как и я, впервые услышал это признание именно тогда? – поинтересовался Левенталь. – Ты уж прости мою бестактность и неприличие темы как таковой.

Клинч надолго замолчал.

– Нет, – наконец выговорил он. – Тогда Анна об этом впервые заговорила. А до той ночи все отмалчивалась.