После скандала, спровоцированного письмом Джорджа Шепарда в редакцию «Уэст-Кост таймс» месяц назад, предполагалось, что только новый брак способен отчасти исправить вред, нанесенный репутации вдовицы. Притязания миссис Уэллс на наследие Кросби Уэллса выглядели менее обоснованными теперь, когда стало известно, что она наставляла мужу рога в течение нескольких лет до его смерти; позиции вдовы пошатнулись еще больше благодаря чистосердечному признанию Алистера Лодербека. В открытом ответном письме Джорджу Шепарду Лодербек признавал, что действительно сокрыл факт этой любовной связи от избирателей, – за что искренне просит прощения. Лодербек писал, что ему бесконечно за себя стыдно, что он принимает всю ответственность за последствия и что до конца дней своих будет горько сожалеть о том, что прибыл в хижину мистера Уэллса, опоздав на каких-то полчаса, и не успел вымолить у него прощение. Признание произвело желаемый эффект: судя по бурным излияниям сочувствия и восхищения, похоже было на то, что репутация Лодербека только укрепилась.
Анна закончила расставлять блюдца.
– Пойдемте в гостиную, – пригласила она. – Когда чайник закипит, я услышу.
Оставив поднос, она неслышно прошла по коридору в гостиную, обустроенную для вдовицыных гаданий во второй половине дня: там, сдвинутые совсем близко, стояли два огромных кресла, а шторы были задернуты. Девлин подождал, чтобы Анна присела, прежде чем опустился в кресло сам, и только тогда открыл Библию и извлек на свет обгоревшую дарственную. Не говоря ни слова, он вручил документ девушке.
В одиннадцатый день октября 1865 года сумма в две тысячи фунтов должна быть передана МИСС АННЕ УЭДЕРЕЛЛ, уроженке Нового Южного Уэльса, МИСТЕРОМ ЭМЕРИ СТЕЙНЗОМ, уроженцем Нового Южного Уэльса, свидетелем чему выступает МИСТЕР КРОСБИ УЭЛЛС.
Анна с растерянным видом взяла из его рук дарственную – она была почти неграмотна и не надеялась с первого же взгляда понять смысл слов. Девушка знала алфавит и могла разобрать напечатанную строчку, если трудилась над нею очень медленно и при хорошем освещении. Однако задача эта давалась ей с трудом, и ошибкам не было числа. Но внезапно девушка так и вцепилась в бумагу и, потрясенно охнув, поднесла ее к самым глазам.
– Я могу это прочесть, – прошептала она еле слышно.
Девлин не знал, что Анна читать не обучена, и заявлению ее не удивился.
– Я нашел этот документ в плите Кросби Уэллса на следующий день после его смерти, – сообщил священник. – Как видите, речь идет об огромной сумме, тем более что это завещательный дар, и, признаюсь, я не вполне понимаю, что с этим делать. Должен сразу предупредить вас, что с юридической точки зрения документ не имеет силы. Мистер Стейнз не скрепил его своей подписью, что, в свою очередь, делает подпись мистера Уэллса недействительной. Свидетель не расписывается прежде принципала.
Анна молчала и не отводила глаз от дарственной.
– Вы видели этот документ прежде?
– Нет, – отозвалась девушка.
– Вы знали о его существовании?
– Нет!
Девлин встревожился: голос Анны сорвался на крик.
– Что не так? – спросил он.
– Я просто… – Она поднесла руку к горлу. – Можно у вас кое-что спросить?
– Конечно.
– А вы когда-нибудь… ну то есть на своем опыте… – Анна прервалась на полуслове, закусила губу и начала снова: – Вы не знаете, почему я могу это прочесть?
Священник заглянул ей в глаза:
– Боюсь, я не вполне понимаю.
– Я толком не умею читать, – объяснила Анна. – Ну то есть, я могу разобрать последовательность букв, я распознаю этикетки и вывески, но скорее по памяти, я ж их каждый день вижу. Газету от начала до конца мне ни за что не прочесть. У меня на это невесть сколько часов уйдет. Но вот это… я прочитываю. Без малейших усилий. В мгновение ока.
– Тогда прочтите вслух.
Анна без запинки зачитала дарственную.
Девлин нахмурился:
– Вы уверены, что прежде этого документа не видели?
– Совершенно уверена, – подтвердила Анна.
– Вы знали, что мистер Стейнз намеревался подарить вам две тысячи фунтов?
– Нет, – покачала головой она.
– А как насчет мистера Уэллса? Вы с мистером Уэллсом об этом не говорили?
– Нет, – заверила Анна. – Повторяю: я эту бумагу впервые вижу.
– Может быть, если вам о ней упоминали, но вы просто позабыли… – предположил Девлин.
– Такой чертовой прорвы деньжищ я не позабыла бы, – возразила Анна.
Девлин помолчал, не сводя с Анны глаз. А затем промолвил:
– Есть много историй о детях, у которых были няни-иностранки и которые, проснувшись в один прекрасный день, начинали бегло говорить по-голландски, или по-французски, или по-немецки, или как угодно еще.
– У меня никогда не было няни.
– …Но я в жизни не слыхивал, чтобы у человека внезапно прорезалось умение читать, – докончил он. – Это в высшей степени необычно.
В голосе священника звучали скептические нотки.
– У меня никогда не было няни, – повторила Анна.
Девлин выпрямился в кресле.