Светка даёт в табло

— Может, ты решил, что продал его? В смысле, вдохновение? Ну, говорят некоторые творцы не могут продавать своё искусство. А тут на тебя неожиданно свалились такие деньги. Ты и застыдил сам себя. Об этом ты не думал?

— Думал. О чём я только не думал! Но не помогло. Да и деньги эти мне не достались — часть ушла организаторам, остальное на отцовский счёт. Вроде и не было их.

— Тебе их не отдали?

И чего я удивляюсь? Кто же добровольно расстанется с такими деньжищами?

— А, я не просил.

Мне бы так легко отмахиваться от десятка тысяч евро. Ну нет, я бы потребовала их себе и не успокоилась бы, пока не получила.

— Я могу что-нибудь сделать?

И он смотрит — долго, внимательно, прислушиваясь к мыслям, которые бродят в его голове.

— Мне бы не хотелось вешать на тебя такую жуткую обязанность. Давай не будем? Если пойму однажды в чём дело, если потребуется твоя помощь — скажу. Но сама не пытайся.

— Да вроде не собиралась.

Он фыркнул, улыбнулся:

— Пыталась, конечно. Это первое, что приходит на ум всяким дамочкам, когда они видят несчастного художника.

— Ах ты так!

Я и правда обиделась. Ишь ты! Всяким дамочкам? Да что этот мажорчик с тонкой душевной организацией себе позволяет? Вот уйду сейчас — и пусть страдает тут под завывания классической музыки да вспоминает своих «дамочек».

Честно, я даже вскочила, чтобы не передумать. Хоть и замялась на пару секунд, но точно знала — уйду!

Тогда он меня первый раз поцеловал. Встал, подошёл, обнял и поцеловал, уверенно, как будто так и принято заканчивать любые споры.

Вот уж не думала, что такой тщедушный на вид парень окажется настолько сильным и решительным. Первые пару секунд, пока я ещё от неожиданности пыталась вырваться, я почти всем весом опиралась на его руки — а он даже не шелохнулся. Вёл себя так, будто давно к моим взбрыкам привык. Ну, потом-то я уже не спешила уходить, подумала — буду считать это извинением. Мне даже показалось, он между поцелуями буркнул что-то типа: «Прости».

Конечно, наши вечера стали более приятными.

Если бы кто-то из окружающих узнал про это, сразу бы решил, что мы встречались на чердаке для траха. Но это неправда, ничего кроме поцелуев не было. Конечно, можно было бы исхитриться и устроиться в пыли, на стульях, найти способ заказать резинки, но разве это должно происходить так жалко?

Поэтому только поцелуи. Но зато такие, что голова кружилась до самого утра, и по дороге в комнату, и на работе, и во сне.

Большую часть времени мы просто болтали обо всём на свете. Никогда не думала, что у меня найдётся что-то общее с человеком, который ходит в строгих брюках, рубашках и галстуках. И что такой как он способен поступить плохо только для того, чтобы сбежать из дома. Да, да, Лёва специально сюда угодил, когда больше не смог находится с родителями. Устал от бесконечных допросов и попыток исправить его как «сломанную игрушку». Поджёг в коттеджном посёлке здание магазина. По его словам, родителям много пришлось выложить за ремонт, а его отец так разозлился, что отправил сына на перевоспитание в лагерь, о котором вовремя узнал из случайно подвернувшихся под руку проспектов. То есть сделал именно то, чего от него требовалось.

— Всё равно не понимаю, как тебе в голову пришло, — призналась я. — Тут же точно не рассчитаешь. А если бы кто-то пострадал? А если бы твой отец отреагировал не так? Мог полностью отмазать. Мог навсегда от тебя отказаться. Слишком большой риск.

— Ну как видишь, всё вышло, — равнодушно ответил Лёва. — Я не жалею. Я просто не мог больше слышать вопросов и причитаний о своём утерянном таланте. Не мог и всё.

Но о чём-то серьёзном мы говорили редко, чаще болтали о себе или просто молчали, переглядываясь и глупо улыбаясь. Лёва приносил чай в термосе и конфеты, я искала на его айфоне музыку и включала её, пытаясь вызвать интерес к моим любимым группам. Мы смеялись над новыми забавными роликами, которые появлялись в сети, и кажется, были совершенно счастливы.

Там, в мире за оградой лагеря, мы хоть и жили в одном городе, но довольно далеко друг от друга. Я — в северной части, он — в западной, причём в пригороде, в частном доме. Дорога от одного пункта к другому занимала больше часа. Когда мы вернёмся домой, видеться будет сложней. Ещё сложней — найти общий круг общения, ведь безо всякого сомнения я не понравлюсь ни его родителям, ни его друзьям, таким же замороченным мажорам. А он не придётся к месту в моей компании. Так и представила его в белоснежной рубашке во дворе, у гаражей, где собираются выпить пивка наши со Светкой друзья. У одного из них там гараж — дверь всегда открыта, валит сигаретный дым и несётся тяжёлый металл. Сидим мы кто на чём придётся: старое перевёрнутое ведро, дряхлый табурет и сложенные друг на друга автомобильные покрышки. Представила я там Лёву и рассмеялась.

Только вот ничего из этого не имело значения. Будет сложней, но ничего ведь не изменится.

В огромном водовороте счастья я ничего не замечала. Ни скудное питание в столовой, ни постельное бельё в пятнах, ни эпические дуры по соседству не выводили из себя.