Светлая даль юности

— У нас тут, в издательстве, многие читали вашу повесть, — пояснил Алексей Силыч и назвал имена нескольких писателей. — И читали с большим интересом: книг-то о современной деревне еще очень мало. Жаль только, что задержалось издание повести. Очень жаль. Ведь она могла появиться раньше некоторых других книг о коллективизации, а это очень важно в писательском деле. Со временем узнаете! Теперь же волей-неволей, а придется делать в ней кое-какие поправки, а то еще обвинят в плагиате.

— Все уже сделано, Алексей Силыч.

— Знаете, — выслушав меня, продолжал Алексей Силыч, — у нас тут недавно опять разговор был о вашей повести. Раз уж издание задержалось, надо бы вставить одну сценку — описать сельский сход.

— А вот она, Алексей Силыч, — сказала заведующая редакцией, поднимаясь и протягивая ему мои листы.

— Ну-ка, ну-ка…

Он сел за стол заведующей редакцией и, слегка нахмурясь, сосредоточась, стал читать.

Для меня потянулись томительные минуты. Несколько раз я быстро, с опаской взглядывал на Алексея Силыча, стараясь понять, какое впечатление производит на него описанная мною сельская сходка. Мне казалось, он читает почему-то слишком медленно, становится все серьезнее и задумчивее, все сильнее хмурит брови. Меня слегка зазнобило. Шутка ли, на моих глазах известный писатель читает только что написанную мною сцену из жизни деревни. Что будет? Почему он хмурится? Вот сейчас как окатит холодной колодезной водой!

Закончив чтение, Алексей Силыч не спеша перебрал все листы, затем обратился к заведующей редакцией с некоторой недоверчивостью:

— Когда же успел?

— А вот сейчас!

— Здесь? Хм… — И только после этого, взглянув на меня, поднялся и заговорил опять оживленно: — А ведь хорошо, очень хорошо вышло! Живая сцена! Это как раз то, что надо было дописать для усиления социального накала в повести. Теперь обнажилась вся классовая борьба. Поздравляю. Массовые сцены писать очень трудно, по себе знаю.

Тут начался общий разговор на литературные темы, какие всегда случаются в редакциях. Все, о чем говорилось, мне было чрезвычайно интересно, но я чувствовал себя неловко — вроде подслушиваю. Я засобирался уйти, но Алексей Силыч вдруг остановил:

— Обождите, вместе пойдем.

Мы долго гуляли по тихим тогда улицам у Красной площади, потом спустились в Александровский сад.

— Я ведь бывал на Алтае во время гражданской войны, — сказал мне Алексей Силыч. — Немного, но сибиряков знаю. У вас они в повести — живые люди. Как сейчас живет деревня? Чем дышит?

Мне пришлось подробно рассказать о том, как постепенно налаживается жизнь в деревне. Алексей Силыч задавал самые неожиданные вопросы. Меня даже удивило, что «морской» писатель так глубоко интересуется всем, что происходит на «суше», всей новью сибирской глуши.

— Да, знаете вы деревню, — выслушав меня, еще раз заключил Алексей Силыч. — Вот и вышла у вас книга. Давно пишете?

— Года четыре.

Он посмеялся, покачал головой.

— Печатались?

— Были небольшие рассказы в газетах.

— Значит, первая книга? Как вы задумали ее написать? Что подтолкнуло?

Я ответил, что события года великого перелома произвели на меня неизгладимое впечатление и мне сразу же захотелось рассказать о них в повести. Но взяться за нее решился лишь после того, как три года назад побывал на Всероссийском съезде крестьянских писателей и послушал Горького.

— Вон что! И здесь Горький! — воскликнул Алексей Силыч. — Ну, вам здорово повезло! Перед такой трудной дорогой, какая перед вами, да послушать Горького — это все равно, что запастись на всю дорогу хлебом. Расскажите-ка…

Выслушав мой рассказ о встрече и беседе Горького с крестьянскими писателями в начале лета 1929 года, Алексей Силыч неожиданно предложил:

— Вот выйдет книга — пошлите ее Горькому. Он любит молодых.

— Страшно, — признался я откровенно.

— Это хорошо, что робеете перед ним. А все же пошлите…

И продолжал выведывать с явной заинтересованностью и доброжелательностью:

— Какие у вас сейчас планы?

Услышав о моем намерении поступить в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева, где проводился весенний набор, Алексей Силыч поразился:

— Вот те на! Агрономом захотели быть? Да зачем вам это? Какая-то блажь.

Я смутился и ответил как пришлось:

— Все же высшее образование…

— У меня вот низшее, да пишу, — возразил Алексей Силыч. — И, говорят, неплохо. А у Горького какое? Нет, молодой человек, не дело задумали! Потратьте-ка лучше пять лет на литературное самообразование. Вы должны стать не агрономом, а писателем. И никуда вы теперь не денетесь — станете! Хотя для этого вам надо поднакопить побольше знаний. Выйдет у вас книга — это для начала очень хорошо. Но помните, что это только начало. Чтобы писать дальше, нужно многое знать. Составьте-ка свою пятилетку самообразования — и выполняйте ее строго, пока не выполните!