Светлая даль юности

И тут же, увлеченный своей мыслью, Алексей Силыч стал советовать, что должно быть включено в мою «пятилетку самообразования» из общественных и исторических наук, из теории и истории литературы. Он настойчиво рекомендовал заново перечитать всех классиков, причем с карандашом в руках, и постараться понять особенности их творческой работы — как они строили композицию своих произведений и диалог, какие использовали детали для изображения своих героев, их внутреннего мира.

— Включите в свой план только то, что непременно нужно знать писателю, — наказал Алексей Силыч. — Ничего лишнего! Зачем вам, скажем, знать химию? Вам другая химия нужна — химия творчества. Вы ведь только что вспоминали о речи Горького…

Да, конечно, в речи Горького, слышанной мною три года назад, очень сильно прозвучал призыв к писателям, особенно молодым, — учиться и учиться, чтобы в совершенстве овладеть своим делом и стать достойным своего высокого звания. Я никогда не забывал этого напутствия, но рано обзаведясь семьей, часто переезжая с места на место, не мог выполнять его с тем усердием, какого оно заслуживало. И вот Алексей Силыч подсказал, как можно в моем затруднительном положении самостоятельно набраться ума-разума для литературной работы.

В издательстве я бывал каждый день. С моей повестью вышла еще одна заминка: кому-то не понравилось ее название — «Наследство». И не потому, пожалуй, что оно не отвечало основной мысли повести. От него будто бы веяло какой-то стариной. (Как известно, в те далекие годы из печати изгонялись многие даже великие и дорогие нашим сердцам слова.) Но писателям хорошо известно, как иной раз бывает трудно дать название своей книге.

Я просидел в издательстве часа два в поисках нового названия и, так и не найдя его, в расстройстве скомкал исписанные листы, бросил их в редакционную корзину и пообещал подумать дома. Но и дома мои поиски оказались безуспешными, о чем мне с большим огорчением и пришлось сообщить по телефону в издательство.

— А вы не огорчайтесь, — успокоила меня заведующая редакцией. — Вы название уже придумали. Очень жаль, что вы быстро ушли. Вскоре к нам зашел Алексей Силыч, и мы ему все рассказали. А он, знаете ли, вытащил из корзины ваши скомканные листы и там нашел название — «Гремящий год». Согласны? Соглашайтесь!

Мне не очень-то понравилось это название, но все же оно, конечно, было подходящим для повести о годе великого перелома.

— Ну, вот и окрещена ваша книга, — с облегчением сказала заведующая редакцией. — Благодарите Алексея Силыча. Обложку заказываем художнику Милашевскому. Хороший художник! И оформит книгу быстро.

…После нескольких дней раздумья я послушался Алексея Силыча и отказался поступать в академию: решение стать агрономом конечно же было у меня случайным, навеянным, скорее всего, неудовлетворенностью своей учительской деятельностью. Что и говорить, в глубине души я давно уже хотел стать только писателем, но не всегда был уверен в своих возможностях, а встреча с Алексеем Силычем, его ободряющие слова укрепили мою уверенность и мои душевные силы.

Узнав о моем решении, Алексей Силыч поинтересовался:

— Какие же теперь у вас планы?

Я весь вспыхнул, но признался:

— Хочется остаться в Москве.

— Одобряю, — без всякой заминки, чего я никак не ожидал, сказал Алексей Силыч. — Запас деревенских наблюдений у вас порядочный. Теперь можете пожить и в городе. Тем более что здесь и возможностей для самообразования куда больше, чем в деревне. Да и среди писателей вам надо побыть. А где будете работать?

— Вероятно, в «Совхозной газете».

— Тоже одобряю. Жить в Москве, а ездить по всей стране — это для вас очень хорошо. Шире станет кругозор.

После этого Алексей Силыч при каждой новой встрече спрашивал, как продвигаются мои поиски жилья в Москве. Однако найти его в столице было очень и очень трудно; у меня всюду оказывалось много конкурентов, да еще с туго набитыми кошельками, — они могли оплатить жилье хоть за два года вперед. Мои неудачи огорчили Алексея Силыча, и однажды он опять сказал мне:

— Вот выйдет книга, пошлите ее Горькому. Он поможет вам устроиться в Москве.

Но тут я остался несговорчивым:

— Я не осмелюсь, Алексей Силыч.

— Жаль. Он любит помогать молодым.