Отдернула руку, словно испугалась, что это самое нечто схватит меня или просто укусит. Аккуратно приподнялась, удобнее устраиваясь на коленях, и, взявшись за подушку одной рукой, вторую протянула в сторону, делая упор, в любую секунду готовая защищаться. Сделав глубокий вдох, откинула подушку в сторону.
Прямо передо мной на простыне лежала пуговица. Большая, круглая, с четырьмя дырками, темно-синяя. Самая обычная пуговица. Совершенно обычная. Она не была напитала магией и не испускала ни искр, ни сияния. Просто пуговица.
Я озадаченно разглядывала странную находку. Протянула к ней руку и тут же отдернула, вспомнив, как точно так же недавно разглядывала браслет. И он также вначале не вызвал у меня никаких сомнений, а теперь крепко сидит на руке, категорически отказываясь ее покидать.
Подумав еще немного и понаблюдав, все же потянулась и опасливо коснулась гладкого, отполированного краешка, все же немного опасаясь неожиданных открытий, но ничего не произошло. Следующее движение и касание были уже более смелыми: потрогав пуговицу пальцем, торопливо перевернула ее и склонилась, пытаясь разглядеть хоть что-то на блестящей темно-синей поверхности ее обратной стороны. Но и там, кроме пары царапин и небольших потертостей от ниток, которыми она крепилась когда-то к материи, ничего загадочного не нашлось.
Спустя несколько минут я сидела в центре своей широкой кровати и вертела неожиданную находку в пальцах, пытаясь понять, что делал столь странный предмет в моей постели, а главное, как он попал между подушками. Через полчаса я уже крепко спала, утомленная этим бесконечным днем. Сжимая в ладони кругляш, я никак не могла избавиться от мысли, что она мне знакома.
Проснулась от уже привычного шума в выделенных мне покоях. Подскочила на кровати в ту самую секунду, как створки дверей распахнулись, и в спальню вбежала одна из горничных. Захлопнув за собой дверь, она прижалась к ней спиной и с мольбой во взгляде уставилась на меня.
— Ох, св-в-ветлые боги, к-как хор-рошо, что в-в-ы уже… ч-что уже… ч-что уже…
— В чем дело? — Незаметно спрятав свою вчерашнюю находку под подушку, я приподнялась с кровати: — Эй!
Вместо ответа ее лицо побелело как полотно, и больше она ничего произнести не смогла. Так и стояла, прижимаясь спиной к дверям и громко сглатывая. За ее спиной в кабинете в это время что-то происходило. Топот ног, скрип передвигаемой мебели и звон посуды: все это наводило на странные мысли.
— Да что там, к темным, происходит?! — не выдержав, рыкнула я.
— Ег-г… — она выдала что-то неразборчивое и, сделав вдох, попробовала еще раз: — Ег… Его…
Но закончить так и не сумела. Глаза горничной закатилась, ноги подогнулись, и она мешком рухнула на пол. Если бы я не среагировала вовремя, то она и голову могла разбить, ударившись о пол. Тихо ругаясь услышанными недавно от Кира цветастыми выражениями, я ухватила ее за ткань туники и оттащила от двери.
Совершенно позабыв о своем виде, растрепанная, раскрасневшаяся, в ночной тунике, я распахнула двери и ввалилась в отведенный мне кабинет.
— Какого темного вы тут устроили?! — рявкнула я, не успев даже поднять взгляд.
— …где же этот нежный цветок, о котором я столько наслышан?
Мой возглас раздался одновременно с таким же громким и властным голосом, принадлежавшим красивому мужчине, удобно устроившемуся в одном из небольших кресел моего кабинета. Рядом с ним, чуть склонившись, стоял одетый в форму слуга Виркура. Все стихло, взгляды присутствующих остановились на мне. И все они выражали полнейший ужас, кроме одного удивленно-заинтересованного.
— В-ваше Велич-чество… — прошептала я, обращаясь к нему.
Глава 28
Мужчина внимательно оглядел меня, замершую на пороге собственной спальни, от кончиков пальцев ног до самой макушки. Его взгляд перестал выражать легкое удивление, теперь это была какая-то хитрая усмешка.
— Это она? — Кажется, он с трудом сдержал смех. — Она и есть тот самый нежный цветочек?
После этих слов я покраснела, представив себе, как, должно быть, сейчас выгляжу, а уже секунду спустя, осознав в полной мере, кто именно находится передо мной, почувствовала, как кровь отлила от лица, а кожа покрылась холодным липким потом. Ведь это именно тот, кто погубил юную Марию. Что-то очень глубоко, внутри кольнуло, словно я только сейчас по-настоящему осознала, что это не просто некая девушка, а моя собственная мама.
Ох, темные, только сейчас, стоя перед этим человеком, я по-настоящему задумалась о случившемся и о том, что открыл мне накануне Виркур. Мария была совсем юной, ей же и семнадцати лет не было… Я в свои шестнадцать, несмотря на детство, проведенное в довольно жестких условиях, была сущим ребенком. А она… потеряла отца, любимого, наверняка надежду на долгую и счастливую жизнь, а потом и саму жизнь…
Любила ли она меня, ещё не родившуюся, растущую в ее чреве?