Светлая Княгиня, или что делать, если боги против

— Я его лечу, — уже спокойнее ответил Анвар. — Но у него шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Зрение потеряет наверняка. И только богиня знает, что еще.

— А Светозара?

— Она различает свет и тень, так что восстановим. Меня больше беспокоит обоняние. Ты нашел отравителя?

— Почти сразу, — хмуро сказал воевода. — Сейчас выбиваем, кто снабдил ее ядом. Явно не сама к этой идее пришла.

— Она?

— Одна из поварих. София вызвалась готовить для нас, пока все не закончится.

— Данар, достань мне зачинщика. Я сам определю наказание.

Воевода хмыкнул.

— Наши палачи по сравнению с тобой могут разве что погладить. Так что я только за.

И вышел. Князь подошел и потрогал мой лоб. Я не выдержала и распахнула глаза.

— Разбудил? — спросил он.

Я отрицательно помотала головой. А потом решила честно признаться.

— Я все слышала.

Мой муж какое-то время помолчал, а потом сказал:

— Тем лучше, не нужно дважды пересказывать. И сразу могу сказать, ты будешь много спать, это необходимо для скорейшего восстановления. А теперь пей это.

И опять мне ложку подсовывает. Пришлось пить. И спать.

Так потянулись бесконечные серые дни. Единственным развлечение было слушать, как Даника читает мне вслух. А потом князь положил мне под бок Лахаара. Отощавшего едва не до скелета, плешивого, тяжело дышащего, но живого.

— Зрение ему спасти не удалось, — тихо повинился князь.

Я заплакала. Батюшка никогда бы и не подумал спасать бессловесную животину, а тут не только выходили, но еще извиняются, что калекой остался. Только ведь это пустяки, главное, что жив, а с остальным справимся.

— Спасибо, — прошептала я, аккуратно подтягивая поближе обессиленное тельце и осторожно гладя.

— Он на обезболивающих, так что не бойся. Будете теперь вместе поправляться.

И вышел. Я улыбнулась. Мой муж все же удивительный человек. Кажется, довериться ему будет самым верным поступком в моей жизни. Самым важным.

* * *

Зрение, как и было обещано, возвращалось. Я начала видеть вполне четко, хотя глаза быстро уставали. А вот запахи хорошо если вполсилы чувствовала. Лахаару повезло куда меньше. Ослепший, бедолага с трудом пока ориентировался даже в моей спальне, все время на что-то натыкаясь. Прыгать он не мог тем паче. Так что время от времени мне приходилось нагибаться через край и втягивать его к себе на постель.

Когда Даника вбежала в мои покои, бледная едва не до синевы, я занималась расчетами с Лахааром под боком. Две седмицы, отпущенные Велимиром, скоро истекали, а мне не хотелось разочаровывать наставника, всегда меня хвалившего за усердие и прилежание. И сколько бы он ни заходил проведать меня, никогда ни словом, ни делом не упрекал и о задании не напоминал. Я подняла голову удивленная поведением своей помощницы.

— Нашли, кто повариху надоумил, — начала рассказывать Даника. — Это Марианна оказалась. Зависть и обида толкнули ее на это. Полагала, что ты, княгиня, отняла все, что ее по праву было. Поварихе денег посулила и наврала, что от снадобья тебе просто плохо будет, чтобы впредь наука была, чтобы не вмешивалась куда не следует. Та, глупая, ей поверила, и все, как Марианна сказала, сделала.

— Разве она не понимала, что ее равно поймают? — удивилась я.

— Так она бежать собиралась. Ее уже на выходе из замка поймали. Марианна тоже понимала, что ее подручную поймать могут, а потому ее иголкой, смазанной медленным ядом, уколола. От того дознание так медленно шло. Сначала надо было сделать так, чтобы она не умерла до того, как все расскажет. И за свое легковерие и жадность князь приказал вздернуть ее на виселице и оставить висеть неделю, в назидание остальной челяди. Чтобы знали, что бывает за предательство. А сейчас суд над Марианной был. И не в замке, а на центральной площади города, куда согнали почти всех горожан. При всех князь огласил, в чем ее вина, и сразу наказал. Ох, княгиня, страшное это было колдовство. Гнила она заживо почти два часа и кричала до чего душераздирающе. Уж на что я желала ей смерти, но даже мне не по себе стало. Князь сказал, что приведет в равновесие разлагающуюся душу с разлагающимся телом. А потом только сидел и смотрел равнодушно. От того делалось особенно жутко. Многие женщины от такого зрелища в обморок попадали, но все равно никого не отпускали, пока все не закончилось.