– Марья Николаевна, вы не думаете, что только простой случай свелъ насъ именно въ этотъ день? – сказалъ онъ задрожавшимъ, какъ перетянутая струна, голосомъ.
Она не отвтила. Тяжесть, лежавшая у нея на сердц, давила все сильне, но было что-то сладкое въ этой боли.
– Подарите мн фотографію Бори, – перемнилъ онъ разговоръ. Она молча, не глядя на него, протянула ему карточку.
– О, какъ вы добры! – сказалъ онъ стремительно.
У нея на рсницахъ вдругъ округлились слезы. Она быстро смахнула ихъ носовымъ платкомъ и повернулась къ мужу.
– Если вы будете жить въ Петербург, я… то-есть это было бы глупо, еслибъ вы никогда не видли вашего сына. Вы можете когда-нибудь зайти… когда меня не будетъ дома… Я предупрежу maman.
– Вы разршаете? Какъ я буду счастливъ! Какъ я отъ всей души благодарю васъ! – воскликнулъ онъ.
Поздъ подошелъ подъ крышу дебаркадера. Въ вагон сдлалось темне. Ловацкій наклонился къ жен.
– Если вы ужъ ршили, если позволяете… будьте великодушны до конца, сдлайте меня счастливымъ именно сегодня. Разршите сейчасъ-же похать съ вами вмст. Я не помшаю вашему счастью, а только раздлю его въ теченіи нсколькихъ минуть, – проговорилъ онъ съ усиливавшейся дрожью въ голос.
Марья Николаевна пожала плечами, не соглашаясь и не отказывая.
Ловацкій и не добивался прямого отвта. Онъ принялся распоряжаться, получилъ багажъ, выбралъ карету.
Когда подъ ними раздался грохотъ мостовой, онъ повернулъ къ жен лицо, освтившееся разгорающеюся радостью.
– А вдь я вамъ еще не сказалъ «Христосъ воскресе!» – произнесъ онъ.
Она дала обычный отвтъ, и оба посмотрли другъ на друга въ нершительности. Потомъ онъ тихо наклонился къ ней и три раза поцловалъ ее. Она отдала ему поцлуи, красня, досадуя, пугаясь и разгораясь приливомъ торжествующаго, властнаго чувства…
– Значитъ, вы врите, что не простой случай свелъ насъ сегодня? – повторилъ онъ свой прежній вопросъ.
– Врю… – тихо отвтила она, отдавая ему свою руку.