После исчезновения Беатрис Гриффит Лора бросила свой любимый восточный Вашингтон с его жарким летом и снежной зимой, чтобы вместе с мужем переехать жить в Сиэтл, город, известный своим постоянным дождем. Ее приветливо приняли в наших краях, в основном из-за тематических коктейль-приемов и мягкого характера. Можно было рассчитывать на то, что она обязательно купит у местного отряда девочек-скаутов хотя бы одну коробку песочного печенья. Она никогда не выходила из дома без белых перчаток, не подавала мужу остатки жаркого, всегда делала то, что от нее требовалось. Джек не хотел детей, и она сказала девушкам в больнице, где трудилась на общественных началах, что им с Джеком нужно заботиться о его отце, а уж потом создавать семью. Когда Джон Гриффит умер, она сказала им, что теперь ей и Джеку хочется путешествовать по миру: увидеть египетские пирамиды, пройти по итальянскому побережью в форме сапога. А когда Джек переехал жить в отдельную спальню в другом конце дома, она ничего им не сказала.
Все понимали, что Джек несчастлив, что он никогда ее и не любил, но Лора это видеть отказывалась. Она не видела, как он избегал булочной, не видела, как зажмуривался, когда они проходили мимо Вершинного переулка. Не замечала, что он почти ни с кем не общался во время их нашумевших вечеринок, что, пока она предлагала гостям сырные шарики и фаршированные яйца, Джек бὀльшую часть времени стоял в углу и вежливо улыбался, пока в его бокале таял лед. Всего этого она не видела потому, что, когда дело касалось любви, она видела только то, что хотела. Лора была хорошей женой. Годы, что она была замужем за Джеком Гриффитом, она прожила в любовном тумане и верила в то, что Джек доволен их совместной жизнью и, самое главное, что он любит ее.
В этот день летнего солнцестояния Лора Лавлорн, вернувшись домой поздно вечером, увидела, что муж сидит в темноте, зажав в руках пустую бутылку, и от него несет бурбоном.
– Лора, какой же я дурак, – всхлипнул он. – Сегодня я потерял любовь всей жизни.
Лора наклонилась к нему и погладила по голове.
– Ты о чем, дорогой? Вот она я, здесь. – Она поцеловала его в лоб.
Он поднял на нее взгляд, быстро моргая.
– Я говорю не о тебе.
– А о ком же? – Лора ласково улыбнулась.
– О Вивиан. Вивиан Лавендер.
Джек, всхлипывая, выболтал все о тайной жизни, любви и предательстве, и глаза у Лоры наконец открылись.
– Ах, – прошептала Лора. – Боже мой.
Когда он замолчал, она прошла в спальню, где уже много лет спала одна. Достала из шкафа чемодан и сложила туда свои вещи, тщательно выбирая, что возьмет с собой сразу, а что заберет потом. Она выволокла чемодан в прихожую и сообщила Джеку, что уходит от него. Он безразлично махнул в ее сторону бутылкой, что ясно дало понять Лоре, как она заблуждалась. Джек Гриффит никогда не любил ее или любил не так, как ей казалось, и уж точно не так, как он любил Вивиан Лавендер.
Лора забросила тяжелый чемодан на заднее сиденье машины и поехала со двора. Выезжая на дорогу, она увидела мигалки и толпящихся людей в конце Вершинного переулка. Лора притормозила на обочине и вышла, прикрывая лицо от сильных струй льющегося с неба дождя.
Сына Вивиан Лавендер она заметила еще до того, как узнала, что произошло. При виде его она покачала головой. Генри был копией Джека Гриффита в молодые годы. В то же время в глазах у мальчика было что-то такое, чего Лора никогда не наблюдала у Джека. Казалось, будто в своих чудных расширенных зрачках Генри несет целый мир, несовершенный и безобразный.
Как она могла этого не видеть?
Лора схватила Вильгельмину за руку.
– Я просто хочу помочь, – сказала она.
Вильгельмина взглянула на толпу поверх Лориного плеча.
– Помочь? Что ж, помощь нам понадобится.
В пекарне Вильгельмина включила кофейник. Потом достала из шкафа фарфоровые чашки с блюдцами, расставила их на стойке – каждую на своей тарелке. Прежде чем разогреть печь, ей необходимо сделать глоток кофе. Пенелопа отправила Зеба за продуктами, а Вильгельмина принялась бросать в кирпичную печь поленья сухого эвкалипта, прогоняя мысли о булочках или пирожных. Сейчас нужен был хлеб. Сытный и надежный, теплый, с толстой корочкой снаружи и мягкий внутри, намазанный маслом, медом или пастой из фундука.
Когда вернулся Зеб, Вильгельмина указала на ручную мельницу и поручила ему измельчать свежую полбу, рожь и краснозерную пшеницу, которые пойдут в
Они трудились всю ночь, и булочная наполнилась ароматом свежеиспеченного хлеба; уходить никто не собирался. Да и куда им было идти? Время от времени они поднимали перепачканные в муке лица, отвлекаясь от дела, и замечали отчаяние в глазах друг друга. Вдруг Труве шевелился во сне или Генри начинал напевать, и пекари возвращались к работе.