Светлая печаль Авы Лавендер

Я отчаянно брыкалась. Когда я заехала ему ступней по голени, он еще крепче вцепился в меня. Резко выкинув руку назад, я двинула ему локтем под ребра. Он с воплем упал и ослабил хватку, так что мне удалось вырваться. Я побежала было к двери, но он поймал меня и рывком вернул назад.

Он втащил меня за волосы в комнату с камином. Похоже, его удивляла моя сила – честно сказать, меня тоже. Повалив, он притиснул меня спиной к полу и прижал коленом в области грудины. Из-за давления было трудно дышать. Или я задыхалась от страха. Я пыталась крикнуть. Он заткнул мне рот носовым платком. Из глаз текли горючие слезы.

– Жаль, но ты сама меня вынудила. У тебя такой красивый рот, – сказал он, гладя меня по щеке.

Тут он перевернул меня на живот, лицо оказалось вжатым в ковровое покрытие, а руки застряли под туловищем. Крепко ухватив крылья, он расстегнул ремень. По крыльям пробежала дрожь. Я не только слышала, но и чувствовала свои вопли, такие дикие и отчаянные – нечеловеческие.

– Ты не представляешь, сколько раз я себе это представлял, – прошептал он. – Сколько раз испытывал возбуждение при мысли о пуховых подушках, вате и набухших облаках.

Он потер перья между своими пальцами, потом опустил лицо к моим лопаткам. Я чувствовала его дыхание на моей коже.

– Как мне кажется, именно так чувствуешь себя с ангелом.

Я помню боль. Добела раскаленную жгучую боль. И стыд.

Сжимая мои перья в кулаках, он заплакал.

– Ты просто девчонка! – выл он. – Черт возьми! Оказывается, ты обычная девчонка. – Его грудь сотрясали страшные рыдания. – Безмозглая сучка! – крикнул он хриплым от ярости голосом. Выдергивая перья из моих крыльев, он проникал все глубже. Все яростнее.

Лезвие топора было маленьким – не больше его кулака, – но острым, и когда он вырвал его из поленца, то, наверное, подумал, что срезать крылья будет легко. Но мои крылья были не чета тем, что ему приходилось ампутировать у мелких птах. Мои крылья были сильные, жизнеспособные и не собирались сдаваться без боя. Они бились и сопротивлялись с такой силой, что в конце концов ему пришлось, будто обезумевшему мяснику, откромсать их с размаху.

Когда все было кончено, он уронил топор на пол рядом с отрезанными крыльями.

– Ты меня обманула, – с презрительной усмешкой сказал он, вытирая кровь с лица. Я застонала.

И тогда он убежал.

Ступая медленно и осторожно, Эмильен миновала лужу в прихожей своего дома. В кухне она достала из шкафа стакан и подставила его под кран. Устало глядя, как дождь затекает сквозь щели у окон, она поняла, что сейчас ей вряд ли нужна еще какая-то вода. Один из котов – убогий, рыжий в полоску – потерся о ее ноги и мяукнул. Как Вивиан его называла? Подножкин? «Что ж, – подумала она, нагибаясь и беря кота на руки, – ему подходит».

– Дети наверху? – спросила она кота. Он моргнул своими умными зелеными глазами, и она приняла это за утвердительный ответ. Когда она несла его мимо гостиной, кот, застонав басом, вырвался у нее из рук и, спрыгнув на пол, помчался по коридору, скользя задними лапами. В гостиной на банкетке у клавесина сидел Рене, его пальцы бегали по клавишам, исполняя беззвучную мелодию. Он был один.

Эмильен все еще узнавала изуродованное Уильямом Пейтоном лицо Рене. Один невидящий глаз смотрел куда-то поверх ее плеча, цвет его неразличим под белесой пеленой. Другой глаз, выпав из глазницы, свисал, касаясь острого края торчащей скулы. От носа остался лишь обрывок хряща. Рта не было, как и подбородка. Челюсть неестественно повисла под неправильным углом, что объясняло, почему Рене постоянно проглатывает звуки. Насколько Эмильен могла судить, во рту у него ничего не было: ни языка, ни зубов.

– Ох, Рене. – Эмильен опустилась на банкетку рядом с ним.

Чуть позднее, думая об этом мгновении, Эмильен вспомнит, насколько болезненно впору ей пришлось его обезображенное лицо, насколько уместно было слышать этот кошмар от такого жуткого осведомителя. А то, что он рассказывал, внушало ужас. Неописуемый, невообразимый ужас. Ей показалось странным, что она совершенно ничего не почувствовала, когда он взял ее за руку – его прозрачные пальцы скользнули сквозь нее. Когда он закончил рассказывать леденящую кровь правду, она поднялась с банкетки и разгладила юбку. Вышла из комнаты, обошла лужу в коридоре, набрала по телефону полицейский участок и звонким голосом дала оператору адрес дома в Вершинном переулке, где жила Мэриголд Пай со своим племянником.

Перед тем как выйти из дома, она повернулась к Рене.

– Только попробуй забрать ее к себе, – обратилась она к нему.

– Не хотелось бы, – прохрипел он.

Глава двадцать четвертая