Так бывает всегда, но сегодня двор почему-то будто вымер. Не видно ни пенсионеров, ни детей. Олегу это не понравилось. Чувство нереальности происходящего, что так напугало его давеча, никуда не исчезло, а, наоборот, усилилось. Контуры предметов то становились очень четкими, так что можно было рассмотреть каждую жилку на листе дерева, каждую трещинку на стене здания, каждую песчинку под ногами, то будто пропадали, скрывались в серебристом зыбком мерцании. Олег посмотрел вверх — и чуть не вскрикнул. Солнце было наполовину закрыто черной тенью, которая продолжала наползать на него откуда-то с восточной стороны, медленно и неуклонно.
«Вот так, наверное, и сходят с ума», — подумал он.
— Да ладно тебе, — лениво откликнулся тоненький голосок в голове, — первый раз, что ли?
В самом деле, и то верно. Олегу почему-то стало легче. Шизофрения там или нет, но все-таки уже не один.
К приземистому краснокирпичному зданию детского сада подкатило такси. Вот это уже интересно. Олег напрягся и подался вперед.
С заднего сиденья выскочила Лена Сапунова, хлопнула дверцей машины и почти побежала к зданию. Олег слышал, как простучали ее каблучки по ступенькам.
Очень скоро, минут через пять, она вышла обратно — вместе с девочкой. Малышка была очень бледная, какая-то вялая и заторможенная. Глазки красные, как будто плакала долго. Ножки ступают неуверенно, подкашиваются на каждом шаге. А главное — на прежде веселом и славном личике застыл такой испуг, что Олегу стало не по себе.
Заболела, что ли? Или… случилось что-то похуже?
Женщина обняла девочку за плечи, нашептывая что-то на ухо. Потом взяла на руки. Малышка обхватила ее шею руками, изо всех сил прижалась к ней, положила ей голову на плечо, а женщина все продолжала шептать ласковые успокаивающие слова, «мамины песни», как он сам называл их когда-то в детстве:
— Моя кошечка, мое солнышко… Все хорошо. Мама с тобой. Я тебя очень люблю. Сейчас домой придем. Все хорошо, лапка.
И непонятно было, кого она успокаивает — дочку или себя.
В этот момент женщина споткнулась, переступая через бордюрный камень. Она потеряла равновесие, и Олегу показалось, что она вот-вот упадет.
Он оказался рядом с ней раньше, чем успел подумать об этом. Подхватил, удержал, на краткий миг сжал в объятиях… Вдохнул ее запах, почувствовал гибкое стройное тело через тонкую ткань блузки, прядь иссиня-черных волос щекотно задела его по щеке — и вот уже голова закружилась.
Самому бы не упасть.
Она откинула длинную челку со лба и впервые посмотрела ему в лицо. Взгляд ее чуть раскосых, широко расставленных темно-карих глаз лишь на секунду задержался на нем. Она выглядела слегка удивленной — это, мол, что за явление и откуда оно взялось? — и даже чуть-чуть улыбалась.
Век бы на нее смотреть, такую.
Потом ее лицо снова стало озабоченным.
— Спасибо, — пробормотала она и тут же заспешила дальше, прижимая к себе дочку.
Олегу даже обидно стало. «Ну что это такое, смотрит, как будто я — неодушевленный предмет! Кажется, она меня даже не заметила». Олег подумал так — и сразу же устыдился. В самом деле, глупо ожидать чего-то иного от женщины, которая беспокоится о своем ребенке. Сам тоже хорош — не догадался предложить помощь. Мало ли, что может понадобиться…
Олег вернулся к своему месту под сиренью. Зачем? Все равно сегодня здесь делать уже нечего. Но почему-то уходить не хотелось. Олег привык доверять своим ощущениям, а потому продолжал терпеливо и покорно сидеть на узкой неудобной скамейке — просто дощечке, укрепленной между двумя врытыми в землю деревянными чурбаками, — и ждать чего-то.
Сколько Олег просидел так — он не помнил. Смотрел на небо, на солнце, затянутое черной тенью, и ни о чем не думал. И вдруг…
Прямо у ворот детского сада он увидел очень странную фигуру. Высокий, нескладный мужчина с торчащими во все стороны давно не стриженными темными волосами, одетый в клетчатую ковбойку, каких сто лет уже никто не носит, и старые коричневые брюки, прижимал к груди потертый кожаный портфель и, казалось, тоже кого-то ждал. Олег был совершенно уверен, что никогда раньше с ним не встречался… До тех пор, пока не увидел его глаза. Этот взгляд, одновременно затравленный и агрессивный, а главное — совершенно безумный, он уже видел. Тогда, давно, в другой жизни…
В храме богини Нам-Гет возле Орлиного перевала, вот где. В то утро, когда погиб Жоффрей Лабарт.
Виктор Волохов не зря провел день. Теперь он был исполнен решимости и готов совершить то, чего ждет от него Хозяин. Он немного сожалел о том, что утром проявил слабость и упустил удобный случай. Но ничего — время есть.
Пока есть.
К детскому саду он пришел заранее и прятаться не стал. Слишком неудобно было бы выбираться из узкой щели между гаражами, особенно когда понадобится действовать быстро. Если на него обратят внимание раньше времени — скажем, воспитательницы или та же тетка-завхоз, — всегда можно сказать, что забыл на работе какую-нибудь вещь. Кипятильник, например.