Светлая сторона Луны (трилогия)

— Итак, успешно сходил? — спросил он, как будто я бегал в таверну за пивом.

— Скита больше нет, его обитатели вырезаны. Справился и без твоих рукосуев, своей сотней. А вот откуда они умудрились на нас друидов навести, поспрашивай сам. Нас чуть не вырезали на хрен! Это ты такие приказы своим подопечным отдаешь? Лазутчики демоновы!

Я презрительно сплюнул. Слюна оказалась красной. Странно, по зубам не получал, легкие не задеты, откуда крови взяться?

— Я к себе, буду отдыхать. Советую всех, кто вернется живым, гнать из вашего братства в три шеи.

Не дожидаясь ответа, ушел. Хантер остался стоять посреди двора. Ошеломление забавно изменило его уродливую физиономию. Я рассмеялся бы, не будь так больно. Ноги заплетались. Левая рука не чувствовалась. Перелом, наверно. Обычный ушиб так не болит. Кто-то поддерживал меня, не давал упасть. Я скосил взгляд и узнал Хорена.

— Славно ты этого урода припечатал, конунг, — усмехнулся он, почувствовав, что я на него смотрю. — Девка твоя в комнате. Я охрану к двери приставил, из своих. Может, связать ее? Ты сейчас разбитый весь.

— Не надо связывать. И охрану замени на гвардейцев. Всадникам отдохнуть надо. Тяжелая ночка выдалась.

В свои апартаменты я вошел сам, мысленно смакуя это слово «апартаменты». Не слишком ли мудрено для простого плутонца? Сколько времени прошло с тех пор, как мы ютились в катакомбах и гордо называли комнатой клетку четыре на четыре шага?

Кресло, ставшее уже привычным, — упасть в него и замереть, сосредоточившись на своей боли. Я не сразу заметил свою пленницу. Она лежала под одеялом на единственной кровати, свернувшись калачиком, спиной ко мне. Сразу же вспомнился друид, дравшийся за нее, и то, как она поступилась свободой, чтобы он остался жив, не колеблясь, ничего не обдумывая. Нет, ради постороннего, даже ради просто друга на такие жертвы не идут. Опять всплыла ярость. Я почувствовал прилив сил. Похоже, эмоции питают меня. Наверно, точно так же это происходило у той же Тайви, когда опасность угрожала ее возлюбленному, да и у всех познавших таинства.

Я встал на ноги, чуть пошатываясь, двинулся к кровати. Девушка вздрогнула, когда моя правая рука легла на ее плечо. Левой я все так же не чувствовал. Резко развернул ее к себе лицом и наконец увидел в больших синих глазах следы страха. Ее самообладание дало трещину здесь, среди врагов, где ее безопасность измерялась моей милостью.

— Не смей! — зашипела она подобно рассерженной кошке, когда я сдернул одеяло.

Увы, я не заметил ее одежды, грязной, изорванной, по сути — груды тряпья, которая валялась возле кровати. Она лежала обнаженная, со взглядом затравленного зверька, и от этого я испытал не радость, а какое-то другое чувство. Захотелось оказаться подальше, и чтобы мы с ней встретились по-другому, и чтобы не было этого друида, которому, наверно, не дают оружия, потому что он и с голыми руками сущий зверь. И я не сразу заметил маленький кинжал, острие которого так уютно устроилось под полушарием левой груди с маленьким, аккуратным соском.

Она не могла соревноваться с тем, кто постиг науку Марса. Я вырвал это смешное оружие, которое и пустить-то в ход можно только против себя, раньше чем она моргнуть успела. Боль пронзила правую ладонь. Лезвие все-таки оказалось острым. Швырнул кинжальчик в угол, одновременно отворачиваясь. Мое лицо горело. Отчего бы это? Мало ли я голых женщин повидал за свою жизнь.

— Дура! — Мой голос дрожал от ярости. — Ты же пораниться могла! Ничего не грозит твоей чести! Хотя не понимаю, как в том, чего ты боялась, может быть честь или бесчестье, если ты не можешь на это повлиять, — добавил я уже тише.

Обернулся. Она укуталась одеялом по самый подбородок, но во взгляде уже не осталось страха, скорее, какое-то понимание. Присел на край кровати. Кровь пульсировала в висках, живот болел так, что хотелось согнуться пополам и замереть в этой позе.

— Здесь тебя никто не тронет, — выдавил я из себя. — Но не выходи из моих комнат. Поняла?

Она медленно кивнула. Я смотрел на нее как завороженный. Наверно, правильнее было бы сказать «пялился». В голове лениво шевельнулись две мысли. Первая — что она враг, а враг всегда жаждет мести. Нельзя оставаться наедине с ней в таком состоянии. Если я потеряю сознание, ей хватит просто сходить в угол за своим кинжальчиком и перерезать мне горло от уха да уха. А вторая — что можно было бы напиться ее крови и восстановить силы, как я уже делал не раз. Но последнюю я тут же отбросил. Почему-то стало противно даже думать об этом процессе, бывшем раньше для меня таким естественным, а тем более с ее участием в качестве жертвы.