Что случилось? Эти мысли владели мною, когда шел я на собранный мною же совет. Как получилось, что я ударил, не желая того? Может быть, я действительно превращаюсь в раба? Мне нравился топор, который так хорошо убивает, но мне не нравится, если он делает это по своей воле. Сначала я вообще хотел оставить его, но тут же в душе родилось какое-то беспокойство. Нет, время этого оружия еще не прошло. Просто теперь я должен лучше контролировать себя. Может быть, это происки бессмертных из Воинства Небесного? Я ведь не знаю всех их возможностей. Хотят заставить меня отказаться от единственного опасного для них оружия. И этот дух, кто он? Вопросы, вопросы — и ни одного ответа. Я восстановил в памяти весь день. Кот. Я убил его или мой топор? Я. Если бы Кот продолжал говорить, вражды с Хантером мне бы не миновать. Только мое оружие само прочло мои желания и исполнило их. Значит, прав Луи. Не моя сила, не моя слава в поражении Конклава, виной — магическое оружие. Непонятный артефакт. И все это понимают. Мой отец действовал сам. В своем самом славном бою он отказался даже от сабель, пошел с простыми ножами. Да и были те сабли работы простого сокрушающего врагов. Да, лучше обычных, но не дающие никаких новых возможностей. Значит, все, чего достиг я, — прах. Так и не удалось превзойти мне славой Хансера. Людская молва жестока. Даже все мои решения, которые вели к победам, припишут советам извне. Молва наделит топор разумом, а меня сделает лишь его оружием.
Я остановился. А что, собственно, есть молва? Слухи. Пересказы. Уничтожь тех, кто будет распускать слухи, — молва стихнет сама собой. После победы над бессмертными я напишу новую историю. А тех, кто не будет согласен с ней… Убить стольких? А какая разница? Трупом больше, трупом меньше.
Наверно, уже стало традицией, что на советы я являюсь последним. Хотя, насколько знаю, все верховные правители поступали так. От братства были все те же, пятеро в одном лице. Как всегда, Хантер будет говорить, остальные подгавкивать. А вот моя сторона каждый раз собирается в новом составе. Мустариб. Глазки бегают, чувствует себя неуверенно. Может быть, действительно за парочкой заговоров он стоит? Напрямую мне навредить клятва помешает, но ведь в клятве ничего не говорилось о порочащих слухах, о бунтарских мыслях, которые можно произнести в виде отвлеченных рассуждений. А может быть, и чист он передо мной. Просто нервничает, потому что в первый раз здесь. Хорен, наоборот, спокоен. На губах блуждает полуулыбка. Видно, настроение конкурента радует всадника. Аскель расстелил на столе карту, что-то помечает на ней, бормочет про себя с хмурым видом. Магнус — единственный, кто занял место не за длинным столом, а в уголке. Сидит, на первый взгляд дремлет, но я-то знаю, что на самом деле познавший таинства наблюдает за всеми. Потом он сделает нужные выводы и даст несколько дельных советов.
— Приветствую, — буркнул я, присаживаясь напротив Аскеля.
Собравшиеся ответили на приветствие дружным гулом, в котором смазались отдельные слова. Лишь Магнус ограничился кивком.
— Ну что, Аскель, — спросил я, — тебе рассказали о результатах наших походов?
— Наслышан, — отозвался он. — Вот, теперь прикидываю, чем это для нас чревато.
— Поделишься соображениями?
— Они тебе не понравятся.
— Давай, выкладывай. Мне много чего не нравится.
Он покосился на мой топор, и я понял, что слухи о судьбе Кота уже пошли гулять по замку.
— Не бойся, за правду я не убиваю.
Он вновь замялся. На лице отразилось терзавшее сокрушающего врагов сомнение.
— Когда-то, во времена прежней власти, — заговорил Магнус, — была добрая традиция приходить на Тинг без оружия. Кстати, раньше Тингом называли народное собрание, но в нашем домене так именовали Совет, — добавил он, взглянув на Хантера.
— Я знаю, — отозвался тот.
— Хороший обычай, — продолжил Магнус. — Северяне — народ горячий. Когда страсти и споры кипят, могли схватиться за мечи да топоры. Всякое ведь бывает. Почему бы нам не восстановить этот обычай? Плохо, если человек умирает, не успев объяснить толком, что он имел в виду.
— Согласен, — кивнул я, понимая, что иначе не будет у нас нормального разговора. Вон, даже Стоун и Смерч как-то зажато держатся. Сперва я не видел для этого предпосылок — ведь сотвори я что-нибудь против них, детей Хансера в замке больше, чем моих людей. Запоздало понял, что покойникам будет все равно, что произойдет с их убийцей. А смерть Кота они в полной мере списывают на гнев.
Мы вышли и разоружились. Один Магнус остался на своем месте, потому что был безоружен. Разумно с его стороны. Все равно никому из нас он не противник.
— Ну что, Аскель, что ты там надумал? — спросил я, когда все заняли свои места.
— Наша армия самая многочисленная и самая бестолковая — это факт, — выдал он.
— Потому она так лихо захватила ваш домен, волки севера? — ввернул Агни.
— Наш домен захватили самые боеспособные части, корпуса братства и Кошачья гвардия. А ты считал потери в ваших корпусах?