— Нет, это зависит от того, чего он больше хочет. Конечно, Созидатели могут пойти по дороге любого из предназначений: Каратель, Целитель, Вершитель — кто угодно. Тогда их дар умрет. Но те, кто осознанно либо неосознанно развивает его, могут привнести в этот мир что-то новое либо убрать из него что-то существующее. Но чтобы это изменение сохранилось навсегда, человек должен умереть за него. Первый в вашем роду создал наше братство. Он умер за него. Что бы ни произошло, друиды будут на Земле всегда, в том или ином виде, но с неизменными целями. Его сын создал высших. Помог им выделиться из братства друидов, обрести свои цели. Он умер в бою с Кругом за свое создание. Его дочь создала искажение, выродившееся в четыре элемента: охотники, некроманты, Конклав и Синод.
— Значит, я зря воевал. Мне никогда их не уничтожить? — Я опустил голову.
— Лилит до сих пор жива, — ответил Гальдрикс. — Ей не хватило духу умереть. И вот я уничтожил охотников, ты — Синод, единственный ученик твоего отца, который не узнал моей науки, положил конец Некромантскому домену.
— Фульк? — спросил я, хотя уже знал ответ.
Гальдрикс кивнул.
— У Лилит еще есть шанс все возродить. И это — ее выбор. Она решила схитрить, сделала ставку на тебя, своего потомка. Ты должен был установить новый порядок, который улучшал созданный ею, объединить высших под властью своего рода и умереть за это. Тогда на сцене появилась бы она, как повелительница. Но не так давно Хансер уже умер за иллюминатов, и они тоже стали неотъемлемой частью мира. Это усложнило ее задачу. Потому она всячески толкала тебя на вражду с ними. Если бы ты погиб, сражаясь за свою державу против иллюминатов, ты бы разрушил творение своего отца и утвердил ее творение. Одним махом убивались две цели. Но твой отец слишком хорошо обучал Фулька. И он не нанес удара, на который так рассчитывала Лилит.
— Значит, меня действительно вели?
— Да, Лилит способна влиять на многое и многих. Перед ней стояла сложная задача. Она спасла от смерти Магнуса, когда северяне судили его за трусость, и сделала так, чтобы его не отлучили от алтаря. Потом она свела его с тобой через Кота. Топор, конечно, был похищен для твоего отца, но Хансер сумел избежать ловушек Лилит и выбрать свой путь.
— Значит, все это не я?! Не я уничтожил Конклав, не я обрушил Плутон на Луну?! Это все она?
— Мне жаль, Миракл, очень жаль. Она могла влиять на некоторые твои действия через топор — он ведь чем-то сродни Плутонскому Пауку.
— Луи, Кот. Кот, настоящий друг. А я не разглядел, не оценил его преданности, разменял на сиюминутные выгоды, а потом позволил ей убить…
— Теперь не может. Иолай больше не подвластен Лилит.
— И что теперь будет?
— Если она решится умереть, этим она сохранит Конклав Плутона в картине мира. Но это уже ее выбор. А твой выбор — вот. — Он указал рукой на оружие. — Лилит — твоя прародительница, Хансер — твой отец. Все вы — одна семья. Чью сторону примешь ты?
— Выбор прост. — Я даже рассмеялся. — Я выбираю Аркадию. Отец не требует от меня смерти, не убивает близких мне людей. Думаю, ему больше хотелось бы внуков. Жаль, что, обучив Фулька, он так и не удосужился заняться мною.
— Он всегда был рядом, — возразил Гальдрикс. — Он пытался, но ты его не слышал. А он раз за разом пытался достучаться до тебя в Мире Видений.
— Ты знаешь об этом Мире?
— Конечно. Двое моих учеников могут входить в него. Нет, с тобой трое. Трое из четверых, кого я обучал после просветления.
— И кому же не повезло? — спросил я.
— Грешнику. Так он себя назвал после того, как похоронил меня.
— Грешник? — поразился я, но тут же вспомнил, как свободно владел тот серпом-мечом. Все становилось на свои места.
— Мы с Хансером обучали многих на Плутоне. — Гальдрикс опустил взгляд. — Но так уж получилось, что большинство из них видели в твоем отце лишь идеального убийцу. Они ушли, а потом вернулись, чтобы перебить тех, кто остался со мной. В тот день погибли почти все. Целителем из них стал только Грешник, остальные сражались, но силы были неравны. Я оставался последним. И когда эта черная волна захлестнула меня, Грешник не выдержал. Его шест на самом деле скрывает в себе двулезвийный меч. В тот день он и стал Грешником, когда нарушил данную себе клятву больше не нести смерти. Ножны слетели с его клинков, и он пошел по трупам. Он не знал о моем бессмертии, он не знал, что я бы справился и сам. Жизнь всем нам подбрасывает непростые испытания. Я до сих пор не знаю, прав ли он был. Но как Целитель он отодвинул свое просветление на десятки, если не на сотни лет.
Он замолчал. А для меня теперь многое встало на свои места. Я потянулся к саблям, пристегнул их за спиной. Когда мои руки стиснули их рукояти, на миг показалось, что я ощутил крепкое рукопожатие своего отца.
— А ты был прав, Хансер. — Гальдрикс снял полумаску, скрывавшую низ лица. Я увидел, что он улыбается. Полузабытое лицо учителя. Я боялся взглянуть ему в глаза.
— Уничтожь это, — указал он на топор.