Ведающая стояла возле потухшего костра, по-домашнему улыбаясь, играя с кулоном скорпиона на шее. Уровень ее притягательности перевалил за планку «вне категорий», грозя достичь абсолюта.
– Мне холодно, – произнесла она с тем налетом жалобы, которую временами могла выразить лишь настоящая Веда. – А ты заснул и не заметил. Хватит уже дурака валять. Никого здесь нет.
На первый взгляд, ничего не изменилось. Все такое знакомое, от искринок на сапогах до красных локонов. Но дьявол всегда в мелочах.
– Хорошая попытка, Ирина, – сказал я. – Как ты это сделала? «Морфей»? Или у диких свои заклинания?
Пальцы на кулоне застыли.
– Ты Иной, – произнесла она. – Темный. Но как?
– Спроси Ильмира как, – ответил я. – Должна была понять, когда коснулась. А касалась ты отменно, признаю. Зато теперь и мне нет нужды прятаться.
– Кто же ты? – спросил суккуб, оставаясь в столь знакомом облике.
– Простой мажор-«голдовод». Лицо, чуть не обманутое суккубами.
Она опустила руки, не меняя улыбки.
– Но я – это она, – сказала Ирина. – Я живу в ней. Тело, которое ты видишь, – это она, настоящая. Сейчас я в ней. Я могу быть в ней всегда. Захочешь – верну ее прежнюю. Захочешь – впорхну снова и сделаю все, что ты пожелаешь. Она будет счастлива. Ты будешь счастлив. Вы будете счастливы. Я понимаю ее, вижу все ответы. Знаю, что она думает о тебе, что чувствует, чего ждет. Смогу подсказать.
Ее руки чувственно прошлись вдоль изгибов собственной фигуры.
– Это правда, – сказала она. – Если ты Иной, то видишь, что я говорю правду. Ты знаешь это тело. Ты хочешь его и даже когда-то имел. Но никогда не мог получить всего, на что оно способно. Подумай: я позволю все. И то, что ты сделаешь, ей понравится.
Я вздохнул, поправляя куртку, и сказал:
– Рад бы. Но… недостаточно горячо.
Суккуб шагнул ближе, заставляя меня чувствовать бешеное бурление крови в жилах. Если ей удастся меня поцеловать – мне конец. Хотя лучшего конца для своей жизни я не представлял. Черт побери, имитация настолько повторяла оригинал, что грозилась его превзойти через несколько мгновений. Уже сейчас находить отличия становилось все сложнее.
Она училась и совершенствовалась на глазах.
– Недостаточно? – произнесла Ирина. – Это легко исправить. Давай я сделаю горячее, Сереж. Разве может быть горячее? Разве я не горячее, чем она?
– Безусловно, – ответил я, встряхиваясь. – Но, дорогая, я не о тебе говорил…
Произнеся это, я тут же забыл, что имел в виду. Нечего было строить из себя неприступного детектива. Я находился в личной нирване. Зачем что-то менять?
– Ну конечно, обо мне. – Ее губы приблизились к моему лицу. Знакомые руки обвили меня за шею. Мне стало дурно в самом лучшем смысле этого слова.
– Не совсем, – произнес я, с трудом борясь со сном. – Я говорил о своем… большом… твердом… горячем… круизере…
Губы остановились в миллиметре от моих.
– Что? – спросил суккуб.
Оторвавшись от нее, я хлопнул по сиденью «Голдвинга».
– Недостаточно горячо! – живо сказал я, скидывая наваждение. – Грелка для попы. Ведающая сидит на ней, прямо здесь и сейчас, куда я ее и посадил. Забирает тепло. А это значит, что тело, которое я вижу перед собой, – не она. Мы вообще не в нашем мире. Дневной Дозор! Развеять иллюзию!
Пошевелив пальцами, я приготовил «тройное лезвие».
– Жаль, – разочарованно сказала Ирина. – Может, Ильмир будет более талантлив в соблазнении твоей…
Я выстрелил «лезвием» в траву у ее ног. Ошметки почвы осыпали суккуба, забиваясь в сапоги.
Ирина улыбнулась шире.
– Ну конечно, – сказала она. – Ты не посмеешь повредить это тело. Никогда не сможешь смотреть ей в глаза.
Она резко провела пальцем по своему горлу.
– Ты хочешь снести эту голову с плеч, Темный? Хочешь знать, как она выглядит изнутри? Думаешь, что сможешь забыть?
«Тройное лезвие» над моей выставленной кистью потухло, и я сказал:
– Ты перестаралась. Ведающая никогда не улыбается, если возбуждена. Она все показывает глазами, дыханием, дрожью. Такое не повторить, если сама никогда не любила. А суккубы, получающие все и всегда, не озадачиваются любовью. Они внушают страсть другим, но сами на нее не способны. Она им просто не нужна. Как и всем существам, получающим все легко и безболезненно.
Ирина перестала улыбаться. По знакомому лицу прокатилась гримаса ненависти.
Я шагнул ближе, схватил ее за куртку, рванул к земле, заставляя пасть на колени.
– Не смей оскорблять ее, копируя этот облик! – процедил я, нащупывая рукоятку револьвера. – Давно серебра не ела?
– Ты пропустил последний шанс быть с ней! – зашипела она, стремительно теряя очертания Веды и показывая полный рот странных пятиугольных клыков. – Я коснулась ее, я все знаю! Она тебя никогда не захочет!
Курок щелкнул ударником по капсюлю за миллисекунду до того, как знакомое лицо окончательно исчезло, сменившись на внешне привлекательное, но все же чужое и злое. Выстрел прервал ее фальшивое существование.