Светлая в академии Растона: любовь или долг

— Вот ведь, — вырвалось у курсантки. Почему-то ничего про подлость в томике, что она держала в руках, не говорилось. В нем использовались обтекаемые слова «целесообразность» и «необходимость». Светлые… Томик со злостью полетел в мусорную урну, на что темная отреагировала лишь широкой улыбкой. Склонив голову на бок, она произнесла:

— Вижу, встреча с Эфитой прошла не так, как тебе хотелось бы?

— Она не ответила ни на один мой вопрос! Рейна, пожалуйста, я очень вас прошу… помогите мне разобраться. Я уже не знаю, не понимаю, кому верить и где черпать информацию. Откуда пошло деление людей на темных и светлых? Как мне выбрать сторону и есть ли вообще право на такой выбор? И могу ли я не выбирать ничего? Что мне дает инициация в светлом сообществе, кроме святой и почетной обязанности умереть за женщину, о существовании которой я узнала пару недель назад и в глаза не видела…

— О, милая. Ты задаешь вопросы, которые требуют серьезных ответов. У меня нет на это времени. Скоро придет Кристина. Моей обязанностью было доставить тебя сюда. Сиди и жди.

Она развернулась, чтобы уйти, но светлая вцепилась в рукав василькового платья и глянула так жалобно, что, недовольно фыркнув, темная прошла в кабинет, вольготно устроилась на стуле и, закинув ногу на ногу, недовольно начала:

— Слушай. Повторять не буду. Пояснять — тоже. Пояснять — тоже. Все люди рождаются одинаковыми. Темные, светлые, с магией, без… все рождаются нейтральными и с разными дарами. Все деления — условны и зависят лишь от вида доминирующих кровяных телец. У светлых они светлые, почти белые, излучают едва заметный свет. У темных — матово-черные, иногда струятся черным туманом.

— Я свечусь? — удивленно восхитилась девушка, пытаясь разглядеть собственное свечение. Рейна расхохоталась и заметно расслабилась. Прежнее напряжение спало, и дальнейший разговор уже протекал свободно и непринужденно.

— Можешь себя хоть под лупой разглядывать — ничего не увидишь. Это дано лишь единицам. Только очень сильные маги могут разглядеть твой свет или чью-то тьму.

— А как же тогда господин Блэквел безошибочно определил, что я светлая?

— По глазам, — отмахнулась она задорно. — Дешевый трюк для впечатлительных девочек. У тебя все на лице написано. Хотя, кому-кому, а ему труда не составит разглядеть свет или тьму, определить наличие дара, который дает свету оттенок. Целительский — почти малахитовый.

— Значит, — светлая подперла подбородок ладошками и со светящимися глазами впитывала информацию. — Деление основано вовсе не на моральных качествах?

— О, это крайне сложный вопрос. Люди, как я уже говорила, рождаются равными. В них поровну всего: света, тьмы, магии. До пяти лет между тремя составляющими проходит ожесточенная борьба, повлиять на которую может все, что угодно: отношение родителей и их воспитание, окружающая среда, психотравмические ситуации, собственное мировосприятие ребенка, иммунитет, болезни, лекарства… многое. Очень многое. Кто-то специально пихает детям магические иммуносупрессанты, чтобы подавить светлую или темную составляющую и дать победить нужной стороне. Уже в песочнице можно прикинуть, кто каким будет. Одни дети — делятся игрушками и строят замки из песка, другие их ломают и отбирают игрушки, толкают других детей и обзываются.

— Одни добрые, другие злые, — понятливо кивнула светлая.

— Не совсем так. Одни — с самого детства ограничены рамками и правилами, думают о сообществе, другие — живут свободно, без правил, думают лишь о себе. Нравится — бери. Не нравится — сломай, доминируй, подавляй, отвоевывай собственное пространство.

«Какая странная логика», — подумала светлая. С этой позиции она на деление светлых и темных еще не смотрела. Не с позиции добра и зла, а с позиции рамок и правил.

— К пяти годам побеждает свет или тьма. Становится больше светлых или темных кровяных телец, которые, впоследствии, продуцируют себя и заполняют кровеносную систему лишь собой. Так решается, к какому сообществу будет принадлежать ребенок. А дар… чаще всего в процессе такой борьбы погибает. Но у некоторых остается. Сейчас все меньше людей с даром и только они нужны Эфе и Сорену. Остальные светлые, темные, да хоть фиолетовые, их особо не интересуют.

— Но как же — «наш дом — приют всех светлых», — процитировала Леа фразу из томика, покоившегося отныне в мусорке. Рейна искренне расхохоталась.

— Да, приют. Ты, конечно, можешь прийти и жить во дворце Эфы, если есть свободная гостевая комната, коих не мало. Никто и слова не скажет. Но, поверь, если дара у тебя нет, то ты и на порог дворца не попадешь.

— Лицемерие какое-то. Светлые должны быть добрыми! — настаивала девушка. — Отзывчивыми. Они должны дарить тепло, спокойствие, понимание… должны…

— Да они много чего должны. Суть светлых — в наличии строгих рамок, ограничений, правил. Ваши забивают себя в узкие границы возможного поведения, разрешенного, допустимого. Это не жизнь — это каторга. Хочешь потрахаться, а не можешь. По средам нельзя…

— Почему? — не то, чтобы Леа планировала по средам блудничать, но подобный запрет ее удивил.