Светлана

Костя вставал, подходил к окну и с не меньшим любопытством и радостью, чем Светлана, смотрел и на трактор и на новые дома. Но день был свежий, от окна порядочно дуло через разбитое стекло, а Костю стало познабливать после бессонной ночи. Опять заболела рука, он сел в углу около двери, подложив под локоть вещевой мешок.

— Вы бы полежали, товарищ лейтенант.

— Вот что, Светлана, — сказал он, — хватит тебе меня лейтенантить. К тому же, заметь, ты каждый раз повышаешь меня в чине; я ещё не лейтенант, а только младший лейтенант.

— Хорошо, товарищ младший лейтенант, буду называть младшим.

— И это не обязательно. Ты человек гражданский, и такое чинопочитание тебе ни к чему.

— Как же мне говорить? Товарищ Лебедев?

— Слишком официально.

— Тогда скажите, как вас по отчеству? Константин… а дальше?

— Вот отпущу себе бороду лет через пять, тогда мне отчество потребуется, а пока можно без него обойтись.

— Так как же мне вас называть?

— Зови, как все люди зовут: Костей.

Ему хотелось пить. На столике у окна стоял жестяной чайник. Костя спросил у соседа:

— Это ваш?

Сосед показал на верхнюю полку. Там кто-то спал, накрывшись с головой. Виден был погон с тремя сержантскими лычками, из-под шинели торчали широкие подошвы сапог.

Костя взял чайник, болтнул его, но чайник был пустой и лёгкий.

Они подъезжали к станции. Светлана прижалась к окну, высматривая что-то на перроне. Как только поезд остановился, она вдруг сорвалась с места, схватила чайник и, быстро сказав: «Я сейчас», — исчезла в коридоре.

— Куда ты? Стой, стой!

Девочка мчалась по платформе, прямо к баку с кипячёной водой, около которого уже образовалась очередь.

Бежать за ней вдогонку было бы смешно и глупо. К тому же это было недалеко. Наполовину сердясь, наполовину забавляясь, Костя увидел, как девочка подошла к баку, стала пробираться вперёд и как вдруг расступились перед ней со смехом парни в гимнастёрках, а один взял у неё чайник и налил кипятку.

Осторожно обмотав платком ручку, Светлана понесла чайник назад.

Когда она вошла с сияющими глазами и, поставив, чайник на стол, сказала: «Вот! Пейте!», — у Кости даже не хватило духа бранить её.

— Ты всё-таки так не делай другой раз, — сказал он, — поезд уйдёт, а ты останешься. Ты что им говорила? Почему они вдруг тебя вперёд пустили?

— А я им сказала: «Товарищи военные, пустите ребёнка без очереди. А то поезд тронется, вы-то на ходу можете вскочить, а я нет!»

Костя засмеялся и стал развязывать свой мешок.

— Есть хочешь?

— Эге! — послышался голос сверху. — Я вижу, здесь чаёвничать люди собрались?

С верхней полки наклонилось добродушное лицо, такое загорелое, что брови и усы казались светлыми полосками на медно-красном фоне.

— Присоединяйтесь, товарищ сержант, — сказал Костя. — Мы тут похозяйничали у вас немножко.

— Хозяюшка у вас больно хороша, товарищ младший лейтенант!

Светлана поела с аппетитом, а Костя только выпил две кружки горячего чая и опять уселся, нахохлившись, в своём углу.

Сержант предложил ему лечь на верхнюю полку, но Костя отказался. Сержант подумал, покряхтел, спросил сам себя удивлённо: «Сколько может человек спать?!», — перевернулся на другой бок и опять заснул.

Костя думал с досадой, что без доктора всё-таки не обойтись, придётся сойти где-нибудь на станции и потерять несколько часов до следующего поезда.

Сегодня уж как-нибудь надо потерпеть, а завтра прямо с утра узнать…

Светлана сидела у окна, подперев руками подбородок. Большое багровое солнце скрылось за лесом. Закат был тревожным. Лохматые тучи метались по небу, как языки пламени, раздуваемые ветром.

На востоке небо было спокойное, прозрачно-синее, там медленно вставала луна, такая же большая и круглая, как солнце.

И казалось, что поезд убегает от тревожного зарева войны и торопится навстречу спокойной луне, в мирную жизнь…

В вагоне темнело, соседи дремали, кто сидя, кто лёжа.

— Ложилась бы ты, — сказал Костя.

Светлана зевнула и спросила:

— А вы?

— Я здесь посижу.

Она стала устраиваться, подложила вместо подушки под голову узелок.

— Где шинель твоя? — спросил Костя. — Накройся. Ночью холодно будет.

— Какая шинель?

— Которую тебе Федя дал.

— Так она же в машине осталась.

— Эх, ты! — с досадой сказал Костя. — И я, дурак, плохой нянькой оказался.

— Я же не знала, что мне её насовсем дали, — оправдывалась девочка, — не могла же я взять… казённое имущество!

— Ладно уж, спи! — Костя накрыл её своей шинелью и опять сел в угол.

— Что вы, зачем? Вам холодно будет.

— Не будет холодно. Спи.

— Нет, будет! Не возьму ни за что! У меня кофточка тёплая.

Она села и отодвинула шинель.

— Вот что, Светлана, — сказал Костя. — Хватит тебе своевольничать. Говорят, так надо слушаться. «Кофточка тёплая»! Без единой пуговицы! Нужно же было так откромсать неаккуратно, прямо с мясом!

— Вы знаете, почему я их отрезала!

Она легла, повернувшись лицом к стене.

Костя молча закрыл её шинелью до самого подбородка. Светлана молча отбросила шинель.

— Лежи смирно, кому говорят! — прикрикнул Костя. — Нянчиться с тобой!