Светлана

Она берет его под руку, с другой стороны ее под руку ведет Костя. Все поворачивают к троллейбусной оста­новке. Алеша не говорит «с удовольствием», но и не со­противляется. Доставляет ли это удовольствие Косте, неизвестно. Костя молчит.

XXVII

Правильно сделал Надин громоголосый товарищ, что в воскресенье привел всю компанию на мост задолго до начала салюта. Захватили передние места, около самых перил. Отсюда виден Кремль и темные глыбы домов с сияющими окнами. Никто не хочет спускать занавески. В домах — свет и радость. Взлетают над городом ракеты, их огненные зыбкие отражения колеблются в воде. Гул­ко раскатывается эхо после каждого залпа.

За Костиным плечом — Надин голос:

 — Спасибо Вовочке, что сюда привел: очень красиво!

Вовочка бьет себя кулаком в грудь и самодовольно басит:

 — Коренной москвич, Надюша!

Они все так обращаются друг к другу: «Вовочка», «Манечка». И ребята и девушки зовут Надю Надюшей. Очкарик тоже. Очень ласково получается. Но что же де­лать, если еще со школьных времен привык говорить просто: «Надя». Для Кости «Надюша» будет звучать не просто дружески-шутливо, а совсем иначе. Сказать «На­дюша» так же невозможно, как назвать маму мамочкой. А ведь иногда хотелось, но не выходило почему-то, даже в письмах.

На мглистом небе вспыхивают лучи прожекторов. Они мечутся по небу, переплетаясь, догоняя друг друга, они ищут, ловят, встречаются и расстаются. Вот протяну­лись откуда-то издалека и соединились в высоте, обра­зуя гигантский купол из светящейся лиловой паутины... И опять разлетелись в разные стороны, как будто и не встречались никогда. Погасли.

И вдруг вспыхнули снова, устремляясь все вместе, параллельными путями — вперед и кверху.

Как часто Костя мечтал об этой минуте: стоять вме­сте с Надей в Москве во время салюта.

Почему, если что-нибудь сбывается — кроме радости, иногда в то же время и грустно? Может быть, подсозна­тельные мысли о тех, кто шел вместе с тобой, чтобы вер­нуть свет и радость в наши дома... и никогда домой не вернется?

Или каждое сбывшееся желание рождает новое — и начинаешь чувствовать ответственность за будущее? Да, ты, не жалея себя, воевал вчера, ты сегодня празднуешь Победу, но что ты будешь делать завтра?..

К тому же не совсем точно сбылось желание. Правда, он стоит с Надей в Москве, во время салюта, но тут же рядом с ними (кроме незнакомой толпы, которая не по­мешала бы!), тут же рядом все эти Вовочки, Манечки и Алеши (кстати, Очкарика Надя зовет просто Алешей, не уменьшая дальше!). Хорошие, славные ребята, но что за нелепая привычка ходить обязательно «всей группой» и гулять и в кино... и смотреть салют. Только и погово­рили с глазу на глаз тогда, в читальне детского дома, при открытых дверях.

Почему-то и в общий разговор не удается войти. Все­гда легко себя чувствовал в любой компании.

Девушки требовали рассказов, «боевых эпизодов». То, что легко вспоминалось и хотелось рассказать дома, здесь не получается. Ну их совсем! Еще подумают, что он хвастается!

В прошлом году Надя писала: «Помни, Костя: каким бы ты ни вернулся — возвращайся ко мне».

И вот — вернулся... Правда, не совсем еще, потому что через два дня опять ехать в часть, но вернулся в том смысле, что живой и здоровый.

А с завтрашнего дня Надя начнет вплотную готовить­ся к последнему экзамену, тогда и заходить к ним будет невозможно. Особенно обидно было Косте, что он-то в этот приезд был почти свободен. Когда он являлся к сво­ему командиру и спрашивал, какие будут сегодня распо­ряжения, полковник отвечал добродушно: «Иди гулять, Костя, празднуй молодость!» У полковника в Москве была семья, которую он не видел четыре года. В Москву он приехал не по делам, а на праздник и в услугах адъютанта почти не нуждался.

 — Ты что такой грустный, Костя?

Наде кажется, что он стал таким после одной ее не­осторожной фразы. Ей досадно на себя. Неужели она унаследовала мамину способность говорить бестактно­сти? Мама вчера при Косте и при всех многоречиво со­жалела, что Костя пошел в армию, так и не кончив деся­тилетки. А сегодня, когда шли из института, говорили о сравнительных достоинствах литературных героев. Костя в споре не участвовал — он не читал этих книг. Надя сказала, не подумав:

«Обязательно прочти, это пробел в твоем образова­нии».

Он ответил с горечью:

«Таких пробелов в моем образовании много!»

Она могла сказать так любому из институтских това­рищей, но не Косте. С тех пор у него замкнуто-расстроен­ный вид, как бывало прежде, во время их детских ссор.

Иногда кажется, что он очень изменился, а иногда — такой же мальчишка-школьник, как и раньше был. Странное дело... Профессия солдата — самая суровая профессия, но никакая другая не сохраняет в людях столько детского. Может быть, потому, что и о солдатах и о детях заботятся вышестоящие и вышестоящие распо­ряжаются их судьбой?

 — О чем задумался, Костя?

Костя думает о ней. Сегодня днем, когда ходила на демонстрацию, Надя промокла и теперь надела старое пальто, которое носила еще в школе. Она кажется со­всем девочкой, а ведь уже наполовину инженер...